Флойд Гиббонс - Красный Наполеон

Мне повезло, и я первый получил в штабе союзного командования документальные доказательства того, что восстание туземцев было инспирировано Москвой. Москва снабжала вождей восставших оружием, деньгами и агитационным материалом, в котором проповедовалась священная война против господствующей белой расы. На основании сделанных мной разоблачений я получил спешное предписание выехать в Москву и ознакомиться с положением вещей в Советской стране.

В конце августа 1932 года я прибыл в Москву и поселился в отеле „Савой“, где открыл бюро „Чикаго Трибюн“.

Там я познакомился с молодым американцем, с которым впоследствии судьба так тесно связала меня и которому суждено было сыграть немаловажную роль во всем том, о чем мне предстоит повествовать в этой книге.

Стефен, или как его называли друзья, Спид Бинней был высоким и стройным юношей, со светлыми, как лен, волосами. Ему было всего лишь двадцать два года. Заметив меня в вестибюле отеля, он поспешил ко мне навстречу и улыбаясь сказал:

– Мистер Гиббонс, меня зовут Спид Бинней, я сын вашего приятеля со времен пребывания во Франции Биннея. У меня имеется для вас письмо от него. Ведь вы помните его?

Помнил ли я Биннея? Да, разумеется. Его сын был, как две капли воды, похож на своего отца. Старина Бинпей был одним из лучших летчиков нашей армии, это он сбил в бою восемь неприятельских аэропланов, перелетел в тыл неприятельского расположения и там подвергся обстрелу. Нам суждено было встретиться в одном из парижских лазаретов. Наши койки стояли бок-о-бок.

Я распечатал письмо, врученное мне его сыном. Мой старый боевой товарищ сообщал мне, что сын его страстно увлекается авиацией и что по молодости своей он столько натворил в Америке бед, что больше не представлялось возможным держать его дома. Старина Бинней поручал мне сделать из его сына человека. Мне рекомендовалось использовать его для воздушной корреспонденции. Авиация была излюбленным делом юноши и заинтересовать его чем-либо другим не представлялось возможным.

Я отложил письмо в сторону и подумал о том, что мне надлежало предпринять. Спид расположился против меня и приветливо улыбался во весь рот. Необходимость принять на себя ответственность за этого молодого человека особого восторга во мне не вызвала. Менее всего мне подобало играть роль гувернантки при этом необузданном юноше.

Но у молодого Биннея было одно свойство – его улыбка была настолько подкупающа, что я не смог устоять против ее чар. Но ведь я был другом „старины Биннея“, и в качестве друга отца Спида должен был пожурить его. Поэтому, сделав серьезное лицо, я спросил юношу:

– Спид, вы много пьете?

– A y вас какие напитки? – спросил он смеясь. – Я прибыл лишь сегодня утром и еще не отведал местной водки. Но я был бы не прочь отведать ее.

После двух рюмок водки мы договорились обо всем. Наша беседа длилась целый час и закончилась примерно следующим обращением моим к Спиду:

– Теперь вы знаете, что я не принимаю на себя ответственности за вас и что как раз наоборот – на вас возлагается ответственность за успешный исход моих действий. Вы знаете, в чем заключается моя работа, и вы должны мне помочь. Я не стану с вами говорить о том, где когда и сколько вам пить. Вы достаточно взрослы, чтобы следить за собой. Вы мужчина, и я надеюсь, что вы будете вести себя так, как подобает вести себя мужчине. Понятно?

– Понятно, – ответил Бинней, и мы обменялись рукопожатием.

На следующий день он вылетел в Париж и через неделю возвратился в Москву на собственном двухмоторном аэроплане.

Мы были готовы вступить в год, которому суждено было принести миру ряд событий величайшей важности.

– Московская жизнь не особенно приятна для американца, любящего выпить и питающего влечение к красоте – огорченно объявил Спид, швыряя свой авиаторский шлем на мой письменный стол.

– Опять что-нибудь натворили? – спросил я.

– Ничего особенного. Вчера вечером я присмотрел себе на аэроплане обворожительную девочку. Я знаками приглашаю ее выпить со мной, и она принимает на себя руководство нашей экспедицией. Мы приходим в какое-то учреждение, и чиновник требует, чтобы я предъявил документы. Я, думая, что они нужны для получения казенного вина, вручаю им их. И что ж, вы думаете, оказалось?

– He имею ни малейшего понятия.

– Оказывается, что я попал в ихний ЗАГС. Они чуть-было не окрутили меня, и вы чуть не лишились своего воздушного курьера. Нечего делать, придется начать учиться русскому языку.

– Вам следовало бы изучить язык хотя бы для того, чтобы иметь возможность читать местные газеты, – сказал я, указывая на ворох газет, лежавших у меня на столе. – Я нуждаюсь в помощи человека, который мог бы мне переводить их содержание. Положение становится все более и более напряженным.

– В этом вы правы. Я заметил, что сегодня дети отправились в школу, захватив с собой маленькие противогазовые маски. Господи, здесь так напуганы возможностью войны!..

– Газеты только и пишут о возможности войны. Вот взгляните на содержание вчерашней передовицы „Известий“. Я передал ее в Америку по радио.

Бинней прочел вслух:

„Неудача Вашингтонской конференции по разоружению означает вторую мировую войну. Америка, Великобритания, Франция и Япония не смогли прийти к общему решению, и в этом повинна политика английского адмиралтейства, заключившего в 1928 году тайный договор с Францией.

Особое значение приобретает англо-американское морское соперничество, за которым на самом деле скрывается объединяющее всех капиталистов желание соединить свои военные, морские и воздушные силы против нашей страны. В задачу империалистов мира входить подавление восстания в Северной Африке, раздел Китая, вторичное завоевание Азии и Индии.

Империалисты всех стран снова доказали всю лживость своих миролюбивых уверений. Наша социалистическая страна должна быть готова встать до последнего человека на защиту своего дела“.

– Не только газеты полны сообщений о военной опасности, – сказал Бинней, – об этом сообщается по радио. Даже во время обеденного перерыва ораторы говорят рабочим о том же. За последние две недели только и говорят об этом. Женщины вяжут носки для армии, некоторые из них проходят военную подготовку, дети в школах собирают медяки на постройку аэропланов имени их школы. Правительство пользуется страхом перед войной в качестве мощного агитационного средства.

Вечерние газеты принесли сообщение, еще более обострившее положение. Совнарком назначил Карахана главнокомандующим всеми сухопутными, морскими и воздушными силами республики. Его снабдили неограниченными полномочиями по приведению страны в обороноспособное состояние.