Владимир Поселягин - Уникум [litres]

– До Луцка по прямой километров семьдесят, но пока крутимся по полевым дорогам, все сто пятьдесят будет. Баки, я так понимаю, сухие?

– Я там пару канистр слил, километров на тридцать, не больше.

– Конечно, привести такой танк будет просто отлично, но рисковать я не хочу. Судя по карте, нам три брода нужно пройти и один мост. Один брод и мост такого монстра точно не выдержат. Оставляем.

Тут я задумался. Идти с группой лейтенанта Кузмина я не хотел. Это не было чуйкой или чем-то подобным, но желания у меня действительно не было. Поэтому я сразу принял решение.

– Товарищ лейтенант, разрешите оставить вашу группу. Я могу и один танк перегнать. В этом случае мне не придётся поддерживать одну с вами скорость, трансмиссия может не выдержать, больное место у КВ, а я по-тихому проведу стороной, обойдя главное направление наступления немцев.

– Они фронтом наступают, да и патрули исключать нельзя, – отмахнулся тот, но в голосе лейтенанта отчётливо была слышна заинтересованность.

– Что мне эти патрули? – хмыкнул я.

– Хорошо, разрешаю.

– Мне бы приказ от вас, чтобы, если что, предъявить, когда к нашим выйду.

– Хм, логично.

Отойдя к борту своего танка, тот достал из планшетки блокнот и в несколько строк написал приказ, не забыв указать своё звание и должность, и, расписавшись, передал мне. Из него следовало, что я перегоняю танк в распоряжение командования нашей девятнадцатой танковой дивизией для пополнения экипажем и боеприпасами. Стемнело, похоронили павших, я дождался, когда наши уедут, вздохнул и присел у трофейного ранца. Чую, что правильное решение принял, но так ли это, увидим в будущем. Открыв ранец, я стал искать фонарик. С трупа обер-ефрейтора я снял такой, но он разрядился, ещё когда я обучал неопытных мехводов управлять «тридцатьчетвёрками». А у фельдфебеля не было, и я надеялся найти его в ранце. Есть еще трупы мотоциклистов из патруля. Жаль, со старшего забрали планшетку с картой, Кузмину ушла, мне бы тоже пригодилась, да и оружие всё забрали, сложили в тот танк, что без башни. А мотоцикл, что уцелел, бросили, не нужен оказался.

Первым мне попался футляр с новеньким фотоаппаратом. Настоящий советский «ФЭД-Б». Генеральский. Директор детдома, где я рос и учился, был страстным коллекционером фотоаппаратов, не удивительно, что у нас в детдоме было несколько кружков, включая фотокружок. Поэтому такой фотоаппарат я держал в руках и даже заряжал. В общем, использовать мог. Убрав фотоаппарат обратно в чехол, обнаружил пять новеньких фотоплёнок. Живём! Вести фоторепортаж о наших действиях – это здорово. Эх, раньше бы знать о нём, я бы задокументировал, как мы аэродром громим. А что, развернулся, открыл люк и сделал фото раздавленных самолётов. Но теперь-то уж что печалиться? Отложив плёнки и фотоаппарат в сторону, поискал, что ещё есть. Пара пачек патронов для парабеллума, кошелёк с марками, непочатая пачка советских десятирублёвых банкнот, две банки консервированной колбасы, упаковка советских макарон, пачка галет, стопка писем, два чистых блокнота и котелок с рыльно-мыльными принадлежностями, а вот фонарика не было. Сложив все обратно, я оставил вещи и прогулялся к мотоциклам, обыскал тела убитых немцев. Оп-па, а немцев-то убито не семь, а восемь, одного не заметили, в кусты откатился и залёг, где и умер от ран. Значит, один ушёл. Выжившие говорили, что мотоциклы полные были, по трое на каждом.

Немец МП вооружён был, ремень перехлестнулся на шее, потому он его и не потерял. Я снял автомат и подсумки, да и всю мелочёвку выгреб, включая наручные часы. Почему-то у него в карманах два одинаковых перочинных ножика было. Зачем ему два? Немец рядовой, пистолета не имел, да и автомат мне не знаком, МП – это я от балды его так назвал. Он имел деревянный приклад, но горловина с магазином сбоку, как у английского «Стена». Коробчатые магазины на двадцать патронов, один в пистолет-пулемёт вставлен и шесть в чехлах. Немец успел расстрелять тот, что в автомате, остальные не тронуты. На ремне подсумки были, в одном две гранаты-колотушки, в другом запас патронов. Были ещё фляжка и коробка с противогазом. Ничего выкидывать я не стал. Нашёл у одного из мотоциклов распотрошённый ранец и сложил часть находок в него, после чего осмотрел мотоциклы. М-да, почти всё забрали, но канистру с бензином в держателе на одной из колясок оставили. Снял и отложил. После этого остальных убитых обыскал. Видимо, наши побрезговали, – это да, сейчас к мародёрам отношение серьёзное. Однако шесть наручных часов, два фонарика, причём один редкий, «жучок» с самоподзаводом, нашёл. В будущем я такие фонарики видел, но не знал, что они тут уже были. Этот трофей я никому не отдам. Да, жужжанием он может выдать моё месторасположение, но рядом с противником я его использовать не планирую. Свет тоже может выдать меня, не только жужжание. Зато о батарейках думать не нужно, надолго его хватит.

Всё это я убрал во второй немецкий ранец. Ременную систему с подсумками на себя накинул, всё снял, только фляжку, кобуру с наганом и три чехла с магазинами к автомату оставил. Лишнее носить не хотелось.

Разобравшись, сменил магазин у МП, я уже знал, что это за оружие – на ствольной коробке выбито – МП-18. Вернулся к своим вещам и понял, что за раз всё не унесу. Может, мотоцикл использовать? Да нет, сейчас шухер вокруг стоит после наших действий, наверняка скоро тут немцы будут, на шум перестрелки подтянутся. Ну или посты выставят – ночь, а ночью немцы не воюют. Может, и утром тут будут. Нет, так шуметь нельзя. Поэтому целый мотоцикл я заминировал, подложил под заднее колесо гранату. У меня была одна Ф-1, вот её и использовал, прижав спусковой рычаг колесом.

Устало поведя плечами – укатали меня последние несколько суток, – я прикинул, как это всё нести. Да уж, оброс барахлом, и ведь не бросишь, всё нужное. Сначала нужно убрать с опушки вещи, рядом место боя, гарью, сгоревшим порохом несёт и кровью. Отнёс в сторону метров на сто, в два этапа. После этого закинул чехол с аккордеоном за спину, тут ремни как у вещмешков, удобно. Взял ранец фельдфебеля в правую руку, а вещмешок с личными вещами в левую. Автомат при мне, на правом боку висит, на левом планшетка.

Быстрым шагом направился в лес. Ну как быстрым, фонарик использовать не получится, руки заняты, так что шёл осторожно, старясь не повредить глаза.

Потому и наклонил голову, выставив лоб. К счастью, зрение уже адаптировалось к темноте, несколько раз ветки скользили по лицу, царапаясь, но в ствол дерева не врезался. Так и добрался до танка. Выходить не спешил, опасаясь засады. Оставил вещи и обошёл вокруг стоянки, однако было тихо.

Сложив вещи на корме, я побежал обратно. Теперь второй мой вещмешок, второй трофейный ранец и канистра с бензином. Последняя на всякий случай, вдруг танк придётся оставить, уничтожив, можно будет какой-нибудь брошенной машиной воспользоваться, у которой бензин закончился. В этот раз руки тоже были заняты, но шёл я уверенно. И где-то на середине пути мне послышалось, что откуда-то рядом, с правой стороны, донёсся сердитый шёпот. Замерев, я несколько секунд прислушивался. Поставив канистру и ранец на землю, я достал трофейный фонарик – трёхцветный, советский, видимо, немец затрофеил где-то, – сделал несколько шагов в сторону и, держа автомат на изготовку, снова прислушался. Две минуты так стоял. Мне не нравились чужаки у моей стоянки. Нет, ждать я не собирался, немцы точно обнаружат мой танк, обыскивая всё вокруг, значит, этой же ночью нужно покинуть лес и отъехать подальше. Это сложно, я понимаю, танк в бою был и все фары разбиты, а ехать ночью – это игра в угадайку, могу застрять или перевернуться. Танк валкий из-за массивной башни и наклоны под определённым углом не переносит.