Михаил Ланцов - Сотник (СИ)

Сказал и начал скалиться в дерзкой улыбке. Вслед за ним и остальные заржали, довольные шуткой. Даже Андрей не удержался. Ему отчего пришлась по душе эта самодовольная морда и бесхитростный юмор. Очень он разрядил обстановку. Вот — и слушавшие их разговор люди из числа обитателей крепости или помещиков, тоже улыбались.

Свой черт.

Это вполне соответствовало мировоззрению этих, фактически язычников. Если колдун, то полезный. Если черт, то свой. Христианские же догматы и какая-то душеспасительная риторика им были в целом до малины…

[1] Обычное, кстати, дело для Москвы 2010–2020 годов. Автор с такой бедой лично сталкивался, правда, не в роли прораба, а со стороны заказчика. Но на жажду массовых расстрелов это никак не повлияло. И на его памяти, единственное, что эти веселые ребята хорошо и исправно делали был общий намаз в строго отведенное время.

[2] Зачастую в крупных (да и не только) организациях инструкции и всякого рода ВНД пишутся именно для того, чтобы снять с написавшего их сотрудника ответственность и переложить ее на кого угодно другого.

[3] Автор сам как-то работал в организации, в которой получил за год квалификацию большую, чем за предыдущие десять лет. Хотя эти годы он не бездельничал и не ленился, просто дела были иначе поставлены.

[4] Строго говоря он делал парту Короткова, которая по сути была модификацией парты Эрисмана.

[5] Речь идет о секуляризационной реформе 1764 года.

— Маша, передайте это полковнику Петренко. Скажите: если я погибну, пусть считают меня коммунистом.

— А если погибнут они?

— Тогда пусть их считают коммунистами!

Кинофильм «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди»

1555 год, 1 апреля, вотчина Андрея на реке Шат

— Время близится к обеду, не пора ли нам к буфету? — тихо буркнул себе под нос Андрей, вызвав некоторое недоумение у стоящего невдалеке человека. Одного из работников в группе плотника Игната.

Но молодой сотник эту реакцию полностью проигнорировал. Да и привыкли уже все окружающие к странностям хозяина. Благо, что никого без дела он не обижал. Да и вообще выглядел толковым и рачительным человеком в глаза обитателей вотчины, из-за того, что пекся о благополучии всех ему подчиненных.

Например, вот прямо сейчас, после этой непонятной фразы, молодой сотник отправился проверять кашеваров. Ведь время обеденное. И он проверял каждый котел[1]. Без исключений. Чтобы не шалили. Чтобы не воровали. Причем не просто принимал еду на пробу уже отложенную в мисочку, а сам в котле ковырялся, изучая работу повара. А потом еще и сам себе на пробу брал немного еды, самой на его взгляд неудачной. И мог серьезно наказать за нерадивость…

Казаков поставили на постой, разместив в одной из сотенных землянок. Благо, что их ставили с некоторым запасом места. Опыт уже заставил Андрей стараться иметь запас буквально во всем. Таким образом, они расположились у внешней строящейся каменно-земляной стены. Та, правда, была всего в аршин высотой, пока. Но все одно — подспорье немало. Особенно в сочетании с мощным рвом, который выкопали до зимы.

Но именно там основная жизнь и кипела, так как внутри малой крепости было слишком мало места. Там, по большому счету, больше жил сам Андрей с женой в окружении самых верных и преданных людей. Ну и основные склады стояли.

Правильное же размещение казаков под присмотром позволило им сразу окунуться в жизнь вотчины. Да послушать кто что о хозяине говорит. И к своему удивлению они не услышали ничего похабного. Даже явного недовольства, в том числе и от тех людей, которых выпороли совсем недавно.

— Так за дело, — пожимая плечами, сказывали они.

— Не обидно?

— Обидно. Но сам виноват.

Это их немало озадачило.

Посему и сошлись все эти восемь казаков чуть в стороне в круг, чтобы обсудить. Точнее созвал их старший.

— Как вам черт? — без тени улыбки поинтересовался Василий.

— Брешут попы, — уверенно ответил ему Иван — тот молодой парень с кольцом в ухе. — Как есть брешут. Какой же он черт? Что наседка над людишками квохчет.

— Как же брешут? — удивился Мелентий. — Собор же порешал…

— А что тебе тот собор? — перебил его Никита. — Али по доброй воле? Палками согнали, вот и сказали попы, что требовалось. Они люди подневольные. Что с них взять?

— Верно Никита сказывает, — согласился Михайло. — Все у них кверху сракой. Если это черт, то отчего они, богобоязненные, так со своих единоверцев три шкуры дерут? Все вы слышали про Михайло Шейтаноглу[2]. Тварь первейшая. Однако в уважении среди попов в Царьграде ходит. И никто даже пасти против него не разевает.

— И то верно, — кивнул Богдан. — Тварь. Вот уж кто черт так черт.

— Да и награду за голову Сулеймашка не зря положил. — заметил Яшка. — Был бы чертом — в уста с ним целовался, да золотом осыпал. Примечает он таких. У меня брат пять лет там мыкался. Еле убег. Да и толку? Издох на родной земле от побоев. Не выкарабкался.

— А может попы те и вовсе веру свою сменяли? — почесав затылок, спросил Савва. — Ну так, для вида крестятся, а потом черта под хвост целуют?

— Типун тебе на язык! — воскликнул Мелентий.

— А что типун? Брешут и не чешутся! — набычился Савва. — Отчего так?

— Так что братцы? — усмехнулся Иван. — Наш черт что ли выходит?

— Если и черт, то наш, — веско произнес Василий. — Айда за мной.

Произнес он и повернулся, желая было уже отправиться к Андрею. Но тот уже недалеко сидел. На лавочке. И с любопытством за ним наблюдал, вполне добродушно и с улыбкой. А вокруг него стояло дежурное отделение в броне, да при оружии.

Василий на секунду замер. Хмыкнул. И продолжил свое движение.

— И верно черт! — хохотнул Иван, хлопнул себя по бедрам.

Остальные тоже заулыбались.

— Ну что, казачки, надумали? — поинтересовался Андрей.

— Люб нам уговор, что ты предлагаешь.

— А как же награда?

— Да разве ж мы сказали тебе о ней, коли взять желали?

— Кто же вас знает? Может вы вероломны так, что даже честны, — пожав плечами, возразил Андрей, процитировав фразу из одной песенки.

— Ха! И не поспоришь. — вроде как смешливо произнес, но немало нахмурился Василий.

— Ты ведь с Вологды, верно? — спросил его Андрей.

— Верно, — кивнул старший казак.

— Сын Тимофеев из Алениных по прозванию Ермак[3].

— Да уж, ермак[4] у него что надо! — Хохотнул Иван и хлопнул старшину по животу. — Ежели надо — весь котел умнет и оглянуться не успеешь!

— Отколь сие ведаешь? — еще более осторожно поинтересовался Василий.

— Сон мне был. Видел в нем, что лет через двадцать ты со товарищами в Сибирь пойдете. И на саблю ее возьмете. А потом сгинете там. Но сон — это просто сон. Мало ли что померещится?