Сергей Васильев - Стальная империя 4 с илл.

— А где же, по-вашему, будет тогда нанесен главный удар?

— А вот это, Алексей Андреич, вопрос не по моему чину! Давайте лучше еще немного согреемся и пойдем отдыхать — вот сколько сегодня всего наворотили… Даже башню ажурную шуховскую поставили. Завтра связисты подтянутся — будем докладывать о наших свершениях по беспроволочному телеграфу! Вот где чудо-то! Из монгольских степей — сразу в Петербург императору! Ну, за науку и за нас, тыловиков, обеспечивающих ее всем необходимым!

В это же время — Владивосток

(Глава написана в соавторстве со Станиславом Тверитиным)

В этот год, как и положено, бухта Золотой рог замёрзла в самом начале декабря, а на Рождество на льду в центральной части города напротив Адмиральского сада уже организовали каток. Северную и южную часть Золотого рога соединил зимник — дорога, по которой осуществлялось транспортное сообщение с районом мыса Чуркина. Мост через бухту в те зимние месяцы был ни к чему и по льду бухты, как по променаду, до катка и обратно чинно фланировали праздные горожане.

— Николай Александрович! — из рубки стоящего на кильблоках номерного миноносца выглянуло розовощёкое, измазанное сажей лицо барона Радена. Чёрные густые, тяжеловесные гусарские усы на молодом подвижном лице лейтенанта выглядели по-бутафорски, а вот орден Святого Георгия 4-й степени — самый настоящий. Фердинанд Владимирович был начальником морского десанта, отправленного для обороны русского посольства в Пекине во время боксерского восстания, за что награжден не только отечественным, но еще и пятью иностранными орденами «в воздаяние примерной храбрости и самоотверженности».

Капитан второго ранга Сакс безрадостно посмотрел на ободранный льдинами борт крошечного боевого кораблика и провел ладонью по длинной вмятине, которой не хватило лишь малой доли дюйма, чтобы превратиться в длинную, чуть ли не в четверть корпуса, пробоину. Затем взглянул на лишенный одной из лопастей винт и тяжело вздохнул.

— Баловство всё это, — мрачно произнес он, обращаясь к барону, — все эти ледоколы, газолиновые двигатели, дальноходные мины, которыми просто не попасть на такой дистанции… Аппараты трехтрубные по отдельности не наводятся, а чтобы лишить меня огневой мощи, точнее — немощи, хватит одного-единственного снаряда. Все это ба-лов-ство, господа. Его Величество сам не знает, чего хочет. Минные стрельбы зимой! Можно подумать, что японцы горят желанием воевать во льдах!

— Учитывая превосходство японцев в базировании — их порты, заметьте, не замерзают! — начать военные действия зимой было бы для них вполне логичным, — не согласился лейтенант, ожесточенно оттирая масляные пятна ветошью. — Хотя, Вы правы в одном, Николай Александрович. До конца зимы напасть они не успеют, а следующей зимы ждать не будут, уж очень быстрый разбег взяли, теперь не остановятся.

— К тому времени, когда залив очистится ото льда, японцам уже не с кем будет воевать, — хлестнул перчаткой по борту миноносца Сакс, — мы прекраснейшим образом перетопим себя сами!

— Не преувеличивайте, Николай Александрович, — усмехнулся барон Раден. — В конце концов, поврежден только «двести десятый», а остальные…

— «Двести восьмой» и «двести девятый» все еще на замене машин, — не согласился Сакс. — А ваш «двести одиннадцатый» чудом уцелел. Если бы Вы, Фердинанд Владимирович, не перекинули рубильник…

— Но перекинул же, — парировал Раден. — К слову, у меня самого были сомнения. Согласитесь, восемнадцать узлов для миноносца — уже неприлично, и как бы ни воняли эти газолинки…

— Зато восемь моторов, точнее — десять, считая электрические! И восемь генераторов! Эта пахнущая газолином лоханка стоит сейчас, как хороший броненосец!

— Вы опять преувеличиваете, — барон закончил оттирать масло с рук и переключился на форменные ботинки. — Заметим, что при всей этой машинерии у нас с Вами не осталось ни одного котла, а что до этой вони… Знаете, я готов согласиться на обмен — вонь вместо дыма из труб. Вы оценили, что нас с Вами теперь не так-то легко заметить? На требуемые двадцать кабельтовых нашим «номерным» будет подойти намного проще, чем «именительным», особенно если кто из них будет дымить по соседству, отвлекая на себя внимание и огонь.

— И снова спрошу, барон. А толку? На двадцать кабельтовых даже эта новая мина идет четыре минуты. За это время цель может хоть на обратный курс лечь…

— Обратный — не обратный, но знаете, Николай Александрович, мне кажется, что мы сейчас находимся в положении артиллеристов, когда попадание в цель становится событием вероятностным.

— Предлагаете стрелять залпами и разбрасывать по морю не снаряды, а мины?

— Да. И не одним миноносцем, а всем звеном. Шесть торпед с разницей в углах наводки в пять градусов — это сотня саженей, двадцать саженей между минами… Одна из шести должна попасть. Думаю, головной вырабатывает данные для стрельбы, сообщает ведомому…

— Флажками? — прищурился Сакс.

— Да хоть мелом на рубке писать или сигнальному поднимать таблички с цифрами. У Вас, Николай Александрович, найдется хоть один толковый сигнальщик, который цифирь не перепутает?

— Надо попробовать, — кивнул тот. — Надеюсь, торпедолов вернется не пустым. Через неделю меня залатают…

— Я готов сам подать рапОрт командиру над портом, — улыбнулся лейтенант. — Снова затребую ледокол, торпедолов и мины. Вижу, что Вы сейчас не в духе

— Будешь тут в духе, — нахмурился Николай Александрович, — когда все борта чуть ли не насквозь продраны, и один винт, как корова языком… Сегодня ты обычный миноносец, а завтра — подводный. Кстати, Вы не слышали, как там подводники?

— Говорят, на этот раз сами всплыли, хотя стрельбы еще не проводили. Только через месяц, — пожал плечами барон.

— Вот уж кто и правда самоубийцы, — фыркнул Сакс, — Фердинанд Владимирович, позвольте поинтересоваться, что вы начищаетесь, как гардемарин-первогодок перед вахтой? Ради кого парад?

— Любезный Николай Александрович! — барон поправил элегантную, но абсолютно не по погоде, фуражку. — Если я вам расскажу, то Вы захотите ее увидеть, а если увидите — влюбитесь без памяти, и мне тогда придётся вызывать Вас на дуэль, поэтому ограничусь целомудренным — она дочь священника!

— Из нового — Покровского?

— Нет, из Урадзио хонгандзи.

— Японка?

— Ну-у-у-у, какая же она японка? Японочка! Её зовут Изуми, и она действительно изумительная! Она нашла меня специально, чтобы передать благодарность от супруги японского посла, чью семью я имел честь защищать в Пекине от мятежников и… Николай Александрович, как она изумительно-потешно лопочет по-русски!..