Алексей Янов - Крест на Крест

Фитильные бомбы, с шипением, обрушивались на замок Дюнамюнде. Под прикрытием облака пыли, смешанных с пороховым дымом, часть подразделений состоящих из латгалов, прикрывшись щитами, принялись связками хвороста засыпать глубокий ров. Пушкари крутились вокруг своих орудий, обложенных мешками с мёрзлой землёй, как волчки, доведя все свои действия до автоматизма. За полминуты успевали прочистить стволы банниками, вложить картузы с порохом, вбить снаряды, подсыпать затравку, навести прицел и… опустошить содержимое ствола, послав «пламенный привет» защитникам замка. Через некоторое время, от частой пальбы, бронзовые пушки разогревались так, что на них можно было жарить яичницу. Тогда, по команде старшего пушкаря, прекращался огонь, и наступало временное затишье. К позиции, для охлаждения орудий, подвозились бочки с уксусом, а затем слышалось шипение и облачка пара со специфичным запахом окутывали пушечные расчёты.

Первый день обстрела воротная башня и стена выстояли, хоть и покрылись паутиной трещин и вмятин. На второй день, после полудня, в стене зияла брешь, ещё через час, весь угол воротной башни полностью завалился. Оставшаяся от башни остова окончательно рухнула при первом же попадании, подняв облако пыли, дыма и снега.

По моей команде к пролому устремились пехотные колонны. Они шли под бой барабанов, уставив вперёд длинные пики. Неожиданно из пролома стали выскакивать немцы — пешие рыцари с оруженосцами. Несколько человек, с криком бросились на приближающиеся русские роты, но были тут же нашпигованы болтами и стрелами. Остальные немцы, нервно подёргиваясь, бросали оружие, со знакомыми русскому уху словами — «нихт шиссен!»

Под скрип цепей подъемного моста, необстреливаемой во время осады второй воротной башни, я вместе с телохранителями въехал в замок — монастырь Дюнамюнде. И без того серый и мрачный замок, после штурма выглядел особенно зловеще, осколки камней, застывшие на морозе лужи крови, действовали угнетающе. Но в отличие от меня, Вяземский полк не унывал, активно конвертируя винные запасы из монастырских подвалов в свои желудки. Смущённый поведением своих ратников полковник Белослав лишь краснел, да разводил руками, дескать дорвались до хмельного, что теперь с них возьмёшь!?

— Не усмотрел государь, — винился он, — в подвале поначалу бой был, а потом как то так получилось …

— Ладно! — я лишь махнул рукой, — Ригу и без вас возьмём. Силы немцев нам известны. Оставишь в Дюнамюнде роту, а с остальными батальонами двинешь на запад с целью овладеть замками Гольдинген, Пильтен, Винда, Дурбен. Встретимся с тобой на Немане, для совместного похода против прусского племени скалвов, граничащих с Тевтонским орденом. Но об этом мы ещё отдельно поговорим, а пока отдыхайте, ждите вестей с Риги!

Прямо на глазах рижского епископа Николауса свершилось маленькое чудо. Русские войска разделились! Часть войск направилась в сторону Дюнамюнде. У рыцарей тоже враз улучшилось настроение, они принялись громко гоготать, что — то весело обсуждая. Но радость рижан продлилась недолго. Первыми загрохотали хоть короткоствольные, но очень смертоносные пушки. Как докладывали лазутчики, русские, эти орудия, с обрезанными стволами, называли «мортиры». Это странное и одновременно страшное название, как думал епископ, происходит от русского слова «мор», но и для немецкого слуха, такое название вызывало не самые приятные ассоциации (нем. morder — убийца, mortalitat — смертность).

Калённые двухпудовые ядра и фитильные бомбы этих «мортир» легко преодолев крепостную стену, принялись крушить и поджигать город, сея вокруг смерть, панику и удушливый дым пожарищ. То там, то здесь раздавался страшный грохот. Ядра проламывали черепичные кровли, а бомбы, начинённые какой — то гадостью, поджигали всё вокруг. В небо то там, то здесь, вздымались столбы чёрного, чадящего дыма.

— Русские, наверное, хотят нас всех здесь сжечь! Потому — то они по воротам и не стреляют! — высказал догадку бежавший в Ригу епископ Дорпата Герман фон Буксгевден, в ответ Николаус лишь недоумённо пожал плечами.

Так продолжалось несколько часов, показавшимися горожанам вечностью. Раскалённые ядра русских «мортир» с ужасающим, леденящим душу рёвом, словно птицы, пролетали над головами и парапетом стены, плавно пикирую на дома, хозпостройки и церкви. Всполошённые бюргеры начали подбегать к стенам и башням с истерическими воплями, требуя сдачи города.

— Откройте вы им ворота, иначе мы все здесь заживо сгорим! — со слезами на глазах, высоко задрав простоволосые головы, с надрывом в голосе кричали немецкие фрау.

Стоящие на парапете бойцы, ни слова не говоря, со смущением поглядывали на своих командиров — рыцарей. А те, в свою очередь, стояли истуканами, застывшими в оцепенении. Лишь их губы жили отдельной жизнью — нервно подёргиваясь — рыцари читали про себя молитвы.

А чугунные шары, как ни в чём не бывало, продолжали падать на город. У крепостных стен скапливалось всё больше народа — именно здесь образовалось самое безопасное место во всей Риге, целиком затянутой дымом пожарищ.

Вдруг русские «мортиры» замолчали. Сразу установилась пугающая тишина, заполненная только треском пожарищ, да стонами раненных и обожжённых. Прошёл целый час, но робкие надежды горожан, на то, что русские выдохлись, не оправдались. Пушкари, охладив и хорошо прочистив свои «адские органы», дополнительно включив в «концерт» длинноствольные орудия, обрушили все свои сатанинские силы на участок стены с башенными воротами. Даже «мортиры», ещё круче задрав в небо свои морды, стали бомбардировать саму крепостную стену и приграничные с ней участки.

Епископ Николаус чуть не упал, когда с неимоверной мощью пушечный снаряд вдарил в башню, выбив из неё целый фонтан кирпичных обломков, всё вокруг окутав пылью и землёй. А прямо за его спиной, в толпу сжавшихся у стены бюргеров, с шипением упала выпущенная мортирой бомба. Люди вначале шарахнулись от бомбы в разные стороны, но далеко никто не смог уйти. Исходя дымом, как волчок, закрутившись в толпе, она через пару мгновений рванула. Послышались истошные крики раненых и контуженых. В это же самое время, пушечное ядро разворотило башенную кровлю, осыпав всех черепичными осколками. От рухнувшей прямо на голову кровли епископ потерял сознание.

Очнулся отец Николаус уже в замке, сразу же приказав ухаживающим за ним служкам, немедленно ехать к штурмуемому участку стены.

Зрению епископа вскоре открылась совсем безрадостная картина. В трёх местах зияли огромные проломы, густо замешанные обломками, вперемешку с трупами немецких кнехтов и рыцарей. Епископ не сразу сообразил, что он обильно потеет, было жарко как летом, буквально отовсюду вырывались языки пламени. Дома и постройки значительной части города превратились в пепелища. Улицы повсеместно перегораживали обгорелые балки, а под ногами хрустела битая черепица.