Алексей Янов - Орда

Муромский посад, укрытый крепким тыном, был многолюден. По его концам и улицам мирно сновал по своим делам народ, состоящий, наверное, из всех национальностей, что встречаются в Поволжье, бежавших сюда от войны. А вот в рубленном из дуба кремле, едва завидев нашу галеру, стражи резко активизировались — забегали, замелькали своими доспехами в красноватых лучах садящегося за горизонт солнца. Над проезжей башней кремля развивалось большое красное полотнище с чёрным крестом. Точно такое же знамя, только меньшего размера, по моему распоряжению было поднято на мачте нашего судна.

На причале, в сопровождении роты бойцов, нас встречал раскрасневшийся от скачки Глуздов Петрило Шлыкович — в недавнем прошлом обычный комбат, а ещё раньше, года три назад, ничем не примечательный вольный землепашец из — под Копыса. А ныне его не узнать, по моему указу он стал целым губернатором Муромской области.

Глуздов подошёл ко мне чеканя шаг, вытянувшись в струнку доложился.

— Государь во вверенной мне Муромской области всё спокойно!

— Вольно, губернатор!

Он слегка расслабил мышцы, приняв менее напряжённую позу.

— Мы у тебя только переночуем, отплываем на рассвете! Пойдём в детинец, там поговорим.

Губернатор до полуночи, пока я не завалился спать, жаловался мне на отсутствие поставок из столицы оружия и обмундирования, на нехватку в денежном обороте смоленских бумажных банкнот, на острый кадровый дефицит и ещё на целую кучу проблем, свалившихся на его несчастную голову. В общем, ничто не ново под Луной.

Рязань была разрушена и частью сожжена. Трупы с улиц были убраны. Сейчас в городе размещался батальон смоленской «посохи» и всего несколько сотен горожан — как вернувшихся рязанцев, так и пришлых. Вот это крайне малочисленная горстка людей и начала потихоньку восстанавливать внутригородские постройки и разрушенные крепостные стены.

Ингварь Игоревич, его сын Игорь, племянник Ярополк, и совсем малые дети — всё, кто остался от целого соцветия рязанских князей были вынуждены мне присягнуть, стоило только им увидеть многочисленные полки и рати 3–го корпуса Аржанина, спустившихся с Оки. Чуть позже я собирался их переселить в Крым.

Аналогичная картина разрушений и полного опустошения наблюдалась и в других приокских городках и сёлах, вплоть до Коломны. Шанс спастись был только у смердов, укрывшихся в лесах, те же, кто пережидал нашествие монголов в городах — сгинули безвозвратно.

Талые снега на берегах верховий Днепра уже под Киевом сменились весело зазеленевшими плодородными жирными чернозёмами, а хмурая туманная взвесь, безраздельно царившая в лесах Центральной России, была разогнана степными ветрами и высушена слепящим глаза солнцем.

Миновав устье речки Ирпень, повинуясь моему приказу, грузовые дощаники вместе с галерами стали причаливать и высаживать основную массу войск на правом берегу Днепра — до Вышгорода оставался дневной пеший переход.

Вышгород планировалось взять быстрым налётом при помощи специально подготовленных штурмовых подразделений 1–го Смоленского полка. Остальные многочисленные судовые рати «Центральной группы войск» вместе с припасами сходили на берег севернее Вышгорода. Выгрузка этих частей продолжалась почти двое суток.

Утром следующего дня, в кровавых лучах рассветного солнца, я, прямо с борта галеры, воочию рассматривал Вышгород. Этот город был расположен на высоком холме, хорошо укреплён. Вышгород, находящейся на расстоянии 16 вёрст от Киева служил северным форпостом древнерусской столицы. Около города имелась прекрасная переправа на правый берег Днепра. Здесь издревле переправлялись, если шли на Киев со стороны Чернигова или из Киева в Чернигов, чтобы не переходить Днепр. Белые городские стены Вышгорода были окружены пригородными слободами и редкой россыпью отдельно стоящих изб.

Но десантно — штурмовым подразделениям некогда было любоваться здешними природными и архитектурными красотами. Скрытно высадиться на берег не получилось, нас уже поджидали. На батальон, первым вступившим на берег, из засады, как снег на голову, обрушилось две сотни дружинников вышгородских бояр при поддержке местного ополчения. Так уж исторически сложилось, что в Вышгороде всегда проживало много богатых бояр, у которых на службе состояли дружинные отряды. Вот с ними 3–му батальону и пришлось схлестнуться. Сеча выдалась кровавая. Вышгородцы атаковали высадившейся батальон сходу, не дожидаясь высадки подкреплений с всё подходящих к берегу галер.

С борта одной из таких галер стоя на палубе, приятно обдуваемый свежим ветерком, я был вынужден бездеятельно наблюдать за внезапно разгоревшимся боем. Оказать более действенную помощь передовому отряду мы просто не успевали, даже не могли поддержать десант «огнём» с галер без риска задеть своих же. Отступить назад на галеру десантировавшиеся пехотинцы тоже не успевали, вражеская конница всяко быстрее их доскачет до берега. Единственное, что им оставалось сделать — это принять не равный бой, иного выхода просто не было.

Батальон сжался в плотную коробку построения. Я внимательно следил за визуально и акустически подаваемыми сигналами команд. Батальоном руководил лично командир 1–го Смоленского полка Возгривец — опытный, закалённый в боях, прошедший, как и весь его полк, через десяток сражений.

Стрелки начали обстрел накатывающей на них конной лавы противника. Лучники методично оттягивали тетивы до правого уха и со звоном их отпускали. Пока первые выпущенные стрелы находились ещё в полёте, им вслед летели вторые и третьи, а когда первые достигали конечной цели, на тетиве уже лежали пятые, шестые или седьмые стрелы. По вышегородцам громко застучал металлический оперённый град, выбивая из потока движения многих плоходоспешных всадников и коней. Дружинники стали поднимать щиты, прикрываясь ими, но закрыть свой четвероногий транспорт были не в силах. Арбалетчики стреляли значительно реже, но их бронебойные болты с металлическим лязгом пробивали любые доспехи, без разбора обрушивая наземь и всадников и коней. То тут, то там стали образовываться завалы из тел, но они были вполне себе проходимыми и не шли ни в какое сравнение с завалами, что образовывались при применении артиллерии. Близкого контактного боя было не избежать.

Бегущая вслед за конницей многотысячная толпа ополченцев серьёзно от обстрела пока не пострадала и если эти ремесленники и крестьяне, взявшие оружие не растратят свой запал и боевой дух, то создадут для батальона серьёзные проблемы. К тому же ещё не факт, что батальон выдержит удар полутора сотен конников.

Только перед самым строем, с удивлением для себя осознав, что направленный в их сторону плотный лес копий и не думает распадаться, дружинники, притормаживая коней, вынужденно сбавили свой напор. Часть конников принялась стрелять из луков, другие стали медленно прорубаться вперёд, пытаясь перерубить или отклонить древки копий. Обтекая с флангов застопорившуюся конницу, ей спешила прийти на помощь вышегородская пехота. Я и все окружающие меня понимали, что батальон под таким напором долго не выстоит, без поддержки рано или поздно его просто размочалят. Но помощь им вскоре обещалась прийти. Не дожидаясь когда освободиться забитый лодьями причал, ротные галеры 2–го батальона стали высаживать десант прямо на необорудованный берег.