Валерий Большаков - Искусник [СИ]

Я быстренько ливанул чайку из отдельного термоса, радуясь, что прихватил сразу несколько картонных стаканчиков, и вытащил кулечек с «Раковыми шейками». Мы захрустели карамельками, захлюпали крепким, настоявшимся чаем. Косясь на генсека, я углядел, что взгляд его проясняется – отчаянно барахтающаяся личность выныривала из наркотической мглы.

– Ишь вымахал… – Брежнев поправил очки, щурясь на дуб. – Чисто баобаб!

– Сказка! – кивнул я.

Лицо у генсека выглядело дряблым в лучах солнца, и вымотанным, даже так – больным. Тяжелые веки размыкались до того неохотно, что, чудилось, готовы были сомкнуться навеки. Меня резануло жалостью.

– Чего вы мучаетесь, Леонид Ильич? – сказал я негромко, вовсе не думая о последствиях и прочих серьезных вещах. – Да съездите вы в какую-нибудь районную поликлинику… ну, не знаю… лишь бы не московскую! Сходите на прием к тамошнему невропатологу или психотерапевту. Или… А! Вон, в Северо-Подольске один врач есть особенный, всё китайскую народную медицину продвигает, я о нем… – у меня чуть не вырвалось: «в Интернете читал». – К-хм… В какой-то газете… Заметка о нем попалась. Чигден Алексей Мергенович. Пусть он вас посмотрит! Вот честное слово, толку будет куда больше. Ну, правда!

Генеральный, не сводя глаз с дуба, головой покачал и сказал глуховато:

– Может, подбросите меня?

– Не вопрос!

Я мигом собрал все свои приспособы, закинув в багажник, и бережно уложил мольберт, подрамником кверху – на холоде краски сохли неохотно.

Наклонился к Брежневу, однако тот отвел мою руку.

– Сам.

Кряхтя, генсек поднялся. Его качнуло, он коротко взмахнул руками, но удержался. Зашагал нетвердо к машине, и с явным облегчением плюхнулся на переднее сиденье.

– Мементо мори… – вздохнул Леонид Ильич.

– Моментом в море! – не думая, «перевел» я, и генеральный гулко захохотал, трясясь, выталкивая из себя тяготы пагубного пристрастия и чувство паршивой безысходности.

Посмеиваясь в такт, я чуток прогрел мотор и тронулся. Карамельно заскрипели ледяные пленочки-перепонки, размолачиваясь под колесами в снежную пыль.

– Хорошая машина, – похвалил Брежнев, знавший толк в авто.

– Не моя, – я с сожалением мотнул головой.

– Антон…

– М-м?

– Ничего никому, – в серьезном голосе пассажира лязгнул металл. – Договорились?

– Вы заплутали, Леонид Ильич, я угостил вас чайком и подкинул до своих. Всё.

Генсек молча протянул мне руку, и мы скрепили древний мужской договор.

Едва «Волга» выехала на дорогу, как со стороны Козлова показалась ее товарка цвета нефти. Моделью поновей, она резво неслась по накату, дрифтуя и кренясь.

– Меня ищут, – добродушно проворчал Брежнев. – Посигналь им.

Бордовая «Волга» издала автомобильный зов и тормознула у обочины. Черная подлетела и замерла рядом, выпуская троицу быстроглазых, плотно сбитых мужичков.

– Все в порядке! – каркнул генеральный, являя себя обеспокоенному народу. – Заплутал немного, Саш…

– Ох, и выпугали вы нас, Леонид Ильич! – шумно вздохнул старший из охраны, мельком срисовывая меня.

– Виноват! – хохотнул Брежнев. – Спасибо, товарищ Пухначёв, что подвезли.

– Да ладно, свои же!

На лицах охраны промелькнули улыбки, и вскоре черная «Волга» развернулась в два приема и унеслась – к накрытому столу в охотничьем домике, к свеженинке и водочке. А я сдал назад и вывернул обратно к дубу.

И лишь теперь подхватил трясцу – меня одолел не слабый испуг. Как я по-свойски обращался с генсеком! Чего только не наплел ему! А не выйдет ли мне боком откровенность? Сидел бы, да помалкивал… Нет же – раззудись плечо, растрепись язык!

– Чучело инфантильное, – процедил я, выезжая на старую стоянку. Посидел за рулем, нахохлившись, зыркая на сказочный дуб, и щелкнул дверцей.

Поработаю еще пару часиков, пока солнце высоко – местная муза в образе совы ухала и гукала в лесу, обещая высокий градус вдохновения…

Москва, вечер того же дня

Я катил по Чайковке, расслабленно держа ладони на руле. До сих пор свыкнуться не могу, что Садовое кольцо бывает таким пустынным – словно белая ночь опустилась над Москвой, и одни «совы» гоняют по кругу.

В душе уживались сразу два чувства. Удовлетворения – дуб я подмалевал, как полагается, получится просто роскошно. И неудовлетворенности: кто меня за язык тянул? Зачем было давать Брежневу советы, влезать в его жизнь, в его постыдные тайны? Кто тебя просил?

Да, жалость… Э, не-ет! Не только жалость! Копошились на заднем плане и другие соображеньица. Ты думал, попаданец хренов, что Леонид Ильич, избавившись от «мути», не подцепит болезненной тяги к цацкам на грудь! Хотя это мелочи – ясный, не затуманенный химпрепаратами ум поможет генеральному расплести крепко затянутые геополитические узелки… И кляча истории вдруг, да не свернет со светлого пути.

Я усмехнулся, занимая крайний правый ряд. А что вы хотите? Поживите в СССР, еще и не к таким идеям придете! Помню, как сам себя смущался, вычищая из речи понятие «совковый». Срамно пачкать язык этим пошленьким производным от антисоветчины.

Это Кербель – «совок»? Я видел его ордена – Юрий Михалыч дрался под Сталинградом, он Берлин брал, на рейхстаге расписывался! Майор Горбунков – «совок»? «Дядю Степу» трижды выносили из боя, но он упорно возвращался из медсанбата в строй. А потом не в кино, а в реале гонял «Черную кошку» по Москве, сживал бандосов со свету.

Хуже «совка» только «вата». В девяностых на мне запеклась корка подлого равнодушия, кое-как отражавшего выпады «светлоликих», но здесь, сейчас, в расцвете великой эпохи, меня просто корежит от омерзительного словца «ватка», что выхаркивали будущие ублюдки и ублюдицы. Эволюционирую?

Тут я беспокойно задвигался. Бывает так с утра – еще час можно если не поспать, то поваляться, но чертова муха проникла в помещение, и зудит. Нарезает виражи, и зудит. Бьется, дура, о стекло, и зудит! Вроде, и негромко, но ты поневоле прислушиваешься, звереешь – и сонные виденья покидают голову, освобождая место для реала.

Так и сейчас. Последние четверть часа, или сколько я там ехал с Рублевки, мое внимание тревожила зримая заноза.

«Вон оно что…» – похолодел я, замечая в зеркальце заднего вида бледно-оранжевый «Москвич». Впервые он замаячил за МКАДом. «Волга» сворачивала не раз, подвозя меня к магазинчикам, на заправку, а эта бледная немочь так и крутилась хвостом?

– Что за… – начал я раздраженно, но не закончил – мысли нахлынули.

«Шо – опять?! „Мышка-наружка“? Бред! Кому я нужен… КГБ? Глупость какая! На фиг я им сдался? Пересекся с Брежневым? И что? Разве я скрывался? Не знаю, много ли Пухначёвых в Москве, но прошерстить всех и сыскать, кого нужно – для чекистов не проблема!»