Валерий Большаков - Искусник [СИ]

– Стоп-стоп-стоп! – поднял руки Еровшин. – Антону взломали дверь? Когда?

– Да где-то… Недели две назад. Ага!

– Та-ак… – натренированный мозг жадно ухватывал главное, сцепляя в разных версиях. – Номер того «Москвича» ты, конечно, не разглядела…

– Далеко был, – вздохнула Лиза. – Но примета есть. Особая. У «Москвича» сбоку по-другому окрашено. Тоже морковный цвет, только яркий.

– А… Так… Ты сказала: «Лидина машина»?

– Ну, да! У нее «Лада», серая, а номер… МОБ 44–08.

– Молодец! – крякнул майор, глянул, как ширятся лизины глаза, и решительно добавил: – Выкладывай!

– А Тоше ничего не будет? – девушка глянула исподлобья, пытливо и серьезно, почти по-женски.

Майор положил ладонь на хрупкое Лизино плечо.

– Обещаю, – твердо сказал он, – всё, что скажешь, будут знать только трое – ты, я и Антон.

– Я вам верю, – вздохнула Лизавета, и быстро выложила: – Тоша стал ходить с оружием! У него пистолет ТТ. У папы был такой, я и узнала. Я случайно зашла к Антону, когда он мусор выносил, хотела карандаш попросить. Ну ладно, думаю, так возьму, верну потом. Открываю ящик, а там – пистолет. И запасная обойма…

Еровшин почти физически ощутил, как в голове защелкали те самые «шарики и ролики». Версию того, что Антоха опять связался с прежними «корифанами», он с облегчением отмел, однако новые факты укладывались в таки-ие версии…

Вполне возможно, что он совершенно зря себя накручивает, и вся его «аналитика» – производная от маразма. А если нет?

– Та-ак… – тяжело сказал майор. – Лиза, никому ничего.

Девушка торжественно провела пальчиками по губам, «застегивая рот», и сделала жест «выкидываю ключик».

Кивнув, Еровшин двинулся к телефону – пружинисто, как когда-то, в годы боевой молодости. Да как сказать… Для всех война закончилась в сорок пятом, а для него с товарищами она продолжается до сих пор – тайная, «холодная», но по-прежнему ожесточенная и беспощадная.

Наблюдая, как кружится жужжащий диск, майор прикидывал реакцию человека, которого все знали только по оперативному псевдониму.

– Алло? – голос «Вия» отдавал холодком и легчайшим нетерпением.

– Еровшин говорит. Помнишь?

– Ты же на пенсии. По ранению. Разве нет? – минус в трубке резко понизился.

– Твои сведения устарели, – усмехнулся Роман Иванович. – Сегодня вернулся на службу. Скорее всего, временно, но…

– Я слушаю.

Потеплело…

– Мне срочно нужны двое-трое парней, точно знающих, где у «Стечкина» дуло.

– Приоритет?

– Не высший. Уровнем ниже.

– Понятно… – повисшее молчание прервалось на пятой секунде: – Трое на «козлике». Ровно в десять на станции «Бауманская».

– Спасибо! – выдохнул Еровшин, но трубка донесла лишь частившие гудки.

Дачный поселок Садовый, тот же день, позже

Расколоченная дверь с самодельным витражом почти не прятала комнату в «финском домике». Я присмотрелся – моя пуля лишь расколола большое зеркало в резной раме старого трюмо, и в нем отразились азартно толкавшиеся ноги Брута. Олигаршонок лежал не у входа, как мне казалось, а в углу, под вышибленным окном. Вероятно, хочет вскочить в манере героя-одиночки, и открыть огонь на поражение. «Привет вам через окно!» – как говаривали в Одессе. Ну, не ждать же привета…

Поведя стволом, я мягко нажал на спуск. И еще раз – левее. Пуля расщепила крашеную вагонку, и Брут взвыл, тут же разразившись довольно вычурными трехэтажными выражениями.

– Слышь, петух гамбургский! – крикнул я, вставляя магазин. – Выгляни в окошко! Дам тебе горошку!

В ответ заскрипело, завизжало битое стекло – и поперек оконного проема метнулась нелепая фигура. Дважды грохнул ТТ. Одна пуля засела в бревенчатой стене флигеля, а другая прозудела совсем рядом с моей головой – словно шершень обдал теплым воздухом. И мурашки врассыпную…

«Последний патрон!»

– Живой? – окликнул Брут. – Погоди шмалять, трубку возьми!

– Мне тебя и так слышно!

– Трубку возьми, мать твою!

Отступив за край проема, я протянул руку и снял трубку.

– Алё?

– Тошенька, это я! Я! – неожиданно пробился Лидин голос, плачущий, напуганный, родной. – Они…

Звонок оборвался, а я продолжал держать трубку, надавливая на ухо, но лишь короткие гудки бились о перепонку. Услышать Лиду было истинным потрясением, а когда ко мне вернулась способность мыслить, я понял, что победа, казавшаяся столь близкой, снова отдалилась, став почти недосягаемой.

– Все понял, герой-любовничек? – Брут заржал, всхрапывая как жеребец. – И что ж тебя вечно тянет на замужних?

Я молча встал, отряхнул пыль и опилки с колен. Выстрелил, не вскидывая карабин, не целясь – пуля ушла туда, куда указывал ствол, с треском разрывая брусок каркаса «финского домика».

– Мои парни сцапали девку полчаса назад! – в голосе олигаршонка пробивались деловитость и даже миролюбие. – Звонили из телефона-автомата. Скоро будут здесь… О! Это они!

С улицы донеслось фырчанье мотора. Скрипнули тормоза… Клацнула дверца…

– Пусти, козел! – в Лидином возгласе клокотала ярость.

Я сжал карабин. Сжал зубы.

– Не стрелять! – послышался молодой, почти пацанячий голос.

В калитку боязливо протиснулись двое парней, державших за руки бледную, растрепанную Лиду.

– Анто-он! – девичий зов истончился, и меня резануло жалостью.

– Я здесь! Не бойся!

– Тоша, убей их! Убей их всех!

– С радостью!

– Э! Э! – встревожился один из скорохватов. – Ты там… это… А то мы ее… того…

– Стреляй, Тоша!

Я длинно выдохнул, наблюдая, как парочка в дурацких костюмчиках заводит Лиду в дом. Злость во мне вскипала тем круче, чем яснее я ощущал свою беспомощность. Стрелять? Чтобы, не дай бог, убить девушку? И что тогда? Упереть дуло «Тигра» в горло и дотянуться до спускового крючка? Ведь всё сразу, моментально потеряет смысл!

– Антоний, выходи! – завопил Брут, кривляясь. – Выходи, подлый трус!

– Это кто трус? Я-то один тут, а вот ты, погляжу, без шоблы никак! То впятером, то втроем… Стра-ашно!

После недолгого молчания раздался сдавленный голос олигаршонка:

– Сейчас мои парни уйдут! А ты – зайдешь! Понял? Побалакаем тет-а-тет!

– Эй! Мы выходим! – в пацанячьем голосе сквозил испуг.

– По одному! С поднятыми руками! Живо!

Скорохваты выскользнули из расколоченных дверей, одинаково спотыкаясь на ступеньках крыльца, и дунули на улицу.

– Заходи, Антоний! Пр-рашу!

Я толкнул дверь флигеля ногой и вышел на свет. Вряд ли опасность грозила мне с улицы. Брут – не тот человек, чтобы доверять убийство своего врага подручным.

– Антоша! – выкрикнула Лида. – Он тебя убьет!

– Ну, не сразу, не сразу! – издевательски захихикал олигаршонок. – Казнить без последнего слова – это как секс без прелюдии!