Михаил Злобин - Грешник

Внутренне усмехнувшись такой необычному проявлению заботы, я попытался подняться, и мое дыхание тут же перехватило от пронзившей тело мышечной боли. У меня ломило просто все, от кончиков пальцев до самых пяток.

— Ох… — только и сумел выдавить я, свалившись обратно на соломенный матрац.

— Что с тобой?! — Тут же забеспокоился Эпимос, трезвея прямо на глазах.

— У меня все отваливается, — пожаловался я, ожидая получить хотя бы каплю сочувствия.

— Фух, ну это ничего страшного. — Беззаботно махнул рукой кузнец. — Пойдем, сейчас разомнешься с молотом, и сразу полегчает!

И великан, невзирая на мои протесты и стоны, потащил меня Ну спасибо, тебе, добрый отец…

Отныне каждый последующий день начинался ровно с того же. Эпимос будил меня еще до рассвета, а потом вел в кузню, где мы работали до тех пор, пока оба не валились с ног. В итоге солнечный свет я видел только пару раз в седмицу, когда отец Данмара, не желающий оставлять меня одного ни на мгновение, брал меня на рынок, где мы закупали сухие крупы, дешевую металлическую крицу и уголь для горна. И во время этих поездок я просто плыл, от количества новых впечатлений и жадно впитывал каждую крупицу новой информации.

Насколько я мог теперь судить, мне довелось стать обитателем не самого благополучного района в этом огромном средневековом городе. Тут жило достаточно много простых неодаренных ремесленников, как, например, Эпимос, но еще больше тут попадалось всякого разного жулья, чей плутоватый внешний вид так и кричал об их промысле.

Само население пригорода в основной своей массе одевались неброско, но практично. Мало кого можно было узреть в обносках или лохмотьях, но я все равно не увидел ни одного горожанина, которого язык бы повернулся назвать зажиточным. Наш район от того и назывался пригородом, потому что он, подобно сорной траве, лип к стенам большого и монументального города, башни которого рвались ввысь на недосягаемую высоту. Большинство здешних жителей были подданными Империи Исхирос, что на древнем языке означало мощь, устойчивость, прочность.

Сама же империя разрослась на миллионы квадратных километров, и имела в своем составе около сотни провинций разного размера и благосостояния. Ну а самой блистательной жемчужиной страны, конечно же, была столица, и звалась она красивым именем Агат. И нет, я с Эпимосом жил даже не близко к ней, а чуть ли не на другом конце империи, где расположился второй по величине и численности город под названием Махи. Это тоже что-то должно было значить на Айну, но я так ни от кого вариантов перевода и не услышал.

Наш город был окружен тройным кольцом стен, где в первом периметре обитали простые граждане, во втором богатые зажиточные купцы и именитые мастера, а третье, то есть самый центр, ожидаемо заняли аристократы и имперские чиновники. Кстати, там же и располагался и единственный на весь огромный город Дивинаторий, где обучали Владеющих.

Кстати, слышал на базаре одну забавную байку, связанную с нумерацией этих стен. Говорят, что один знатный вельможа перепил вина и отправился искать любовных приключений, да не простых, а прям экзотических! Выйдя за пределы своего богатого райончика он спросил у первого же прохожего, где здесь у них находится ближайший публичный дом. Пешеход странно посмотрел на высокородного, и ответил, что в третьем кольце полно таких заведений. Да вот только какой казус произошел. Обитатели центра считали первым именно свой, а внешний — третьим. А потому пошел подвыпивший знатный господин на окраину Махи, в поисках большой и чистой любви. Дальше народные версии произошедшего расходятся. Одни говорят, что его ограбили в подворотне и бросили со спущенными штанами в сточную яму. Другие утверждают, что лично знают этого аристократа, и ему отрезал причинное место отец-мясник, застукавший богатея верхом на своей жене. Третьи клянутся, что вельможу покрыл на конюшне чей-то конь. Причем, как, а главное зачем нобиль пробрался туда, не сообщается. В общем, народ фантазировал, как мог, упражняясь в острословии.

Но это так, местный фольклор, в который если поверить, то может сложиться впечатление, что первое кольцо стен какое-то опасное и злачное место, где опасности поджидают в каждой конюшне. Однако на деле все было совсем иначе, по крайней мере, при дневном свете. Едва ты пересекал городские ворота, пытаясь добраться до нижнего рынка, то статус одного из крупнейших городов империи сразу же бросался в глаза. Несмотря на то, что за первым кольцом обитали лишь горожане из среднего класса, но разница между ними и жильцами из пригорода была очень разительная. Здесь уже никто не боялся гулять с кошелями напоказ, как за пределами стен. Одежда прохожих стала куда более изысканной, местами украшенной шитьем или перламутровыми бусинами, а на замену скрипучим телегам, так распространенным в нашем квартале ремесленников, здесь пришли оседланные кони, миниатюрные в чем-то даже изящные двуколки и коляски. Очевидно, что у местных обитателей не было нужды что-либо грузить и куда-то везти, а потому они легко жертвовали грузоподъемностью своего транспорта в пользу скорости.

В общем, каждая поездка на рынок была для меня крайне интересной и донельзя волнительной. За один такой вояж я узнавал столько много нового про мир, в котором оказался, что мой прожитый в четырех стенах год казался чем-то до невероятного унылым и серым. Я раскрывал рот, когда заходила речь об обычаях далеких народов, слушал истории, как правитель какого-то мелкого союзного королевства смертельно оскорбил нашего императора, не приехав на какой-то там праздник, продемонстрировав тем самым пренебрежение. Ловил обеспокоенные обрывки фраз о каких-то военных столкновениях на границах и подмечал шепотки о грядущей большой войне.

Каждое новое услышанное мной слово немного расширяло границы моего познания и открывало маленькую крупицу нового мира. Но, к сожалению, у Эпимоса были несколько другие взгляды, и полезным долгое пребывание на базаре он не считал. Так что мы быстро, как только могли, завершали свои дела, и возвращались домой, чтобы продолжать стучать молотками по наковальне.

И жизнь в таком темпе продолжалась довольно долго, до самой зимы, которая, кстати, здесь от лета отличалась, дай бог, на десяток градусов. А причиной внезапного перерыва стало резко пошатнувшееся здоровье кузнеца. Уж не знаю, что стало тому причиной. Его вечная тоска по ушедшей от нас Ириде, бешенный темп работы, который он сам же и навязывал, постоянные злоупотребления брагой, растущая пропасть непонимания между его сыном и им или тяжелая работа на полный износ. Скорее всего, все вместе взятое. В последних двух пунктах, наверное, была моя вина. Ведь дело тут заключалось не в извечной проблеме отцов и детей, а в том, что я не был Данмаром, только и всего.