Олег Борисов - НекроХаник

Да, а ведь бухгалтер в участке сразу предупредил, что родня у него — дальняя. Дальняя и по характеру неимоверно упертая. Чтобы то же электричество в лавку провести — сто раз подумают, еще раз двести пересчитают возможную выгоду и потом еще всю душу инженерам и наладчикам вынут, добиваясь скидки при самом лучшем качестве выполненных работ.

Будь Сергий тем же мальчишкой, душа которого исчезла осенью, то встал бы и просто ушел. О чем можно говорить с людьми, которые лучше тебя знают, что правильно и как было предками завещано? Но только вот бывший программист, успевший навсегда принять себя как единое целое, обладал другим опытом. Все же за годы работы и общения с различного рода руководящими кадрами, успел пропитаться здоровым цинизмом и на окружающий мир смотрел без розовых очков. И пусть новая жизнь периодически ставила в тупик, но теперь Сергий мог выпутаться из любых неприятностей. Спасибо еще и Зевеке, наложившему на парня свои послезнания и ослиное упрямство в достижении цели.

Поэтому последнее слово оставил за собой.

Встав, гость вежливо поклонился, поблагодарил за скромные угощения и подошел к окну. Посмотрел на улицу, на заходящее солнце и произнес, разглядывая добротные дома по другую сторону:

— Когда-то я работал в лавке, пока хозяин своего сына к прилавку не поставил. За время учебы и работы грошика с кассы не взял. Недоедал, если клиент в обед приходил. Со всеми соседями был вежлив и старался решить их проблемы. Мало того, я не помню, чтобы хоть раз кто-нибудь из ашкенази услышал у себя за спиной: «Аши идут, вшу на веревочке ведут»… А этим многие среди приказчиков грешат. Боятся, что ваши добры молодцы место отнимут. Считать вы умеете прекрасно, слово держите, спиртное в рот не берете на работе. Отличные работники, прямая угроза любому лентяю, что старается на тепло место прибиться.

Сергий не оборачивался, все еще разглядывая улицу. Но буквально спиной ощутил, как в комнате резко сгустилась атмосфера. Напоминать хозяевам, что их в Новгороде многие до сих пор за «понаехавших» принимают — дурной тон.

— А еще я вижу будущее. Не сегодняшний день, нет. Я вижу — завтра. И вижу я, что мимо едет в «ландо» молодой мужчина, хозяин собственной лавки. И зовут его Ваней, Семеном или Хасамом. Но никак не Йозефом, Нисаном или Мойшей. Потому что родители побоялись дать им шанс на новую, лучшую жизнь.

Медленно развернувшись, гость закончил, разглядывая мрачных стариков:

— Меня выкинули на улицу не за то, что я ошибся. Нет. Я просто стал ненужным… Как и вас. Вышвырнули, дабы не отдавать долги, чтобы разграбить нажитое и спустить голодную босоту на придуманных врагов… Я интересовался. Из заявок на открытие собственного дела от ашкенази до сих пор половину придерживают. Вы слишком быстро восстанавливаете утраченное. Вы костьми ложитесь, лишь бы обеспечить семью и дать шанс своим выбиться в люди. Вы слишком бысто живете, это у местных не принято… Когда я открою лавку, то буду учить подмастерий всему, что знаю сам. Дабы могли подменить в любой момент. И потом, когда дело развернется, возглавили собственную контору в губернии или соседних городах. И тогда молодого человека будут величать не Яшкой, а по имени-отчеству. Даже если ему будет всего двадцать пять лет или даже меньше… Но — это то, что увидел я. Видимо, ошибся… Что же. В попечительские советы загляну, может кого из воспитательных домов порекомендуют. Вряд ли они так же хорошо математику знают, как ваши гимназисты. Но в шанс выбиться в люди ухватятся вот так…

Сергий левой рукой снял с вешалки картуз, затем правой сделал резкое движение и было понятно — если кому из сирот в самом деле предложат поработать и получить хорошую специальность, то вцепятся бульдожьей хваткой. Не оторвать. И благодетелю в спину плевать не будут. Особенно, если хозяин из своих, голодранцев. Знает, каким трудом зарабатывают на кусок хлеба.

Поклонившись, гость ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. В библиотеке ждала гора отобранной литературы. А три старика сидели и смотрели в окно. Мимо которого по улице когда-нибудь проедет модное лакированное «ландо» на ярко-красных дутых покрышках.

Сидевший справа хозяин трех ателье вздохнул и погладил мозолистой ладонью изрядную лысину:

— Я так думаю, что несколько старых пердунов перестали смотреть вперед и лишь оглядываются за спину. Соломон ведь с нами давно не очень ладит. Как племянника его отказались по-родственному в контору взять, так при встрече больше не здоровается, лишь пальцем котелка коснется и дальше идет. Чтобы он рекомендацию кому-то дал — это надо в самом деле заслужить.

— Ну, про «старых» ты загнул, мне всего лишь чуть больше полусотни натикало… — усмехнулся второй. — А про парня я слышал. Когда попросил о встрече, справки навел. В самом деле — умный мальчик. Сейчас у строителей. И раствор кладет, и красит, и бухгалтерию с хозяйским счетоводом сверяет. А еще Соломону помогает с бумагами разбираться… И вроде как экзамен сдал по финансам. С такой хваткой — далеко пойдет.

— Вот именно. Пойдет и людей за собой поведет. И будут это сироты из приюта, а не мой двоюродный племянник, который как раз мог бы на выходных после решения домашних задач еще подработать. Тем более, что за ними сам Аристарх Гвидонович присматривать будет… Поэтому, схожу-ка я завтра в гости к Соломону. Нехорошо все же: родня, а даже не здороваемся. Будто не ашкенази… Может, еще раз с господином Макаровым потолкую.

Сидевший напротив мастер-часовщик фыркнул:

— Не рано господином мальца величать вздумал? Ему ведь всего пятнадцать, не больше!

— В пятнадцать он свою контору откроет. А к двадцати пяти миллионщиком станет. Мне так мнится, Аарон. И, может, в спину нам шипеть не станет, но вот дел точно вести не будет. У тех, кто из нищеты и голода своим талантом наверх пробился, память долгая. И нашу чванливость он точно не простит…

***

За обеденным столом у Найсакиных политику не обсуждали. Это правило папа’ установил давным давно и неукоснительно ему следовал. Но — новость о покушении на императоров взбудоражила город и газетные статьи комментировали буквально на всех углах. И то, как идет следствие. И то, что за безумный поляк вообще решился на атаку.

Сашенька все это внимательно читала и никак не могла определиться с личным мнением. Либо — жители Варшавского протектората заигрались в выдуманную свободу. Либо — англичанка гадит, пытаясь стравить братские народы между собой. О чем и пожаловалась сестре, шествуя вместе с Еленой на ужин.

— Знаешь, копуша, для обычных жителей Империи это не столь важно. Кто именно подбил бывшего студента на акцию — с этим специально обученные люди разберутся. Нам же главное — чтобы сгоряча войну не развязали.