Виктор Тюрин - 1918 год: Расстрелянное лето [litres]

Аферист посмотрел в глаза до сих пор непонятному для него человеку и сразу пожалел об этом, так как во взгляде собеседника он чуть ли не физически ощутил приставленный ко лбу ствол. Ощущение было настолько схоже с реальностью, что заставило его чисто непроизвольно заверить этого страшного человека в своей честности:

– Никому ничего не скажу. Зуб даю.

– Завтра передам тебе деньги, а ты еще раз уточнишь время, место и количество участников, – я прикоснулся к козырьку фуражки. – Доброй вам ночи, Петр Иванович.

Петя Типография какое-то время смотрел вслед своему недавнему собеседнику, потом негромко спросил сам себя:

– Знать бы еще, из какого ада вылез этот дьявол?

Операция была расписана по минутам. Войдя в здание на Лубянке без пятнадцати час, я направился к дежурному, веснушчатому, рыжему парню с веселыми и быстрыми глазами, который сейчас внимательно проверял документы у мужчины. За спиной дежурного маячил часовой со скучающим лицом и винтовкой за плечом. Проверив документы и объяснив, куда идти посетителю, он сделал шаг ко мне:

– Здравствуйте. Вам что, товарищ?

– Здравствуйте, товарищ, – и я подал дежурному уже приготовленные документы. Тот развернул удостоверение, внимательно прочитал, после чего вернул мне.

– Вы по какому вопросу, товарищ Степанков?

– Транспортировка ценностей. Позавчера я уже разговаривал с заместителем начальника транспортного отдела, осталось только кое-что уточнить и отметить командировку. И еще… Сегодня должны были приехать мои товарищи из Петроградской ЧК. Вы не знаете, где я могу их увидеть?

– Точно. Приехали. Сейчас находятся у товарища Лациса, но там будет проходить совещание, поэтому вы, товарищ, сначала решайте ваши вопросы, а они, я думаю, к тому времени уже освободятся.

Поднявшись на второй этаж, я остановился. Достал из кармана часы, щелкнул крышкой. Без четырех минут час. Еще три минуты. Отошел к висевшему на стене плакату, призывающему рабочего и крестьянина бить дракона о трех головах. Каждая из голов имела свою надпись: белогвардейцы, капиталисты и попы. Снова щелкнул крышкой. Осталась минута. Открыл дверь в приемную. За столом сидел секретарь – мужчина. Он быстро окинул меня внимательным взглядом и сразу насторожился.

– Вы кто, товарищ?! Представьтесь! – тон секретаря был резкий и недовольный.

– Из питерской ЧК. Вот мое удостоверение. Мне сказали, что здесь товарищи из Питера… – я говорил быстро, отвлекая словами его внимание и одновременно подходя к столу.

– Сейчас нельзя! Совещание… – секретарь невольно скосил глаза на мое удостоверение, которое я держал в левой руке, а уже в следующую секунду на его висок обрушился мой кулак. Отчетливо хрустнули кости. Время! Дернув дверь кабинета, я переступил порог и сразу захлопнул за собой дверь. Первое, что я увидел, это висевший в простенке между окнами большой портрет Карла Маркса. Под ним, положив на стол руки, сидел хозяин кабинета Яков Петерс, заместитель Дзержинского. В данную минуту он о чем-то оживленно беседовал с человеком, имевшим лицо аскета. Худое, длинное, костистое. Тот сидел напротив Петерса. Этого человека не было в описаниях начальников отделов. Значит, чекист из Питера. Слева от него сидел начальника отдела по борьбе с контрреволюцией Мартин Лацис, который разговаривал со стоящим рядом с ним невысоким щуплым человечком с тонкими чертами лица интеллигента. Еще один чекист сидел с другой стороны стола. Перед ним лежала деревянная коробка с маузером, а на ней лежала фуражка с красной звездой. Еще двое чекистов сидели на диване. Семь человек, четверо из них были не вооружены. На анализ обстановки ушли две-три секунды, вместе с этим кабинет автоматически был разбит на секторы, в которых находились выделенные по степени опасности люди-мишени. Чувства опасности ни у кого из них еще не возникло, только недоумение, но оно появится через пару секунд, стоит местным чекистам понять, что этот человек прошел в кабинет без предварительного уведомления секретаря. Вот только времени на это у них уже нет.

Хозяин кабинета только успел задать вопрос: «Вы кто, товарищ?» – как у меня в руке оказался кольт. Я уже был готов стрелять, когда на улице раздались выстрелы, затем прогремел взрыв, за ним другой. Стоило раздаться первому выстрелу, я нажал на спусковой крючок. Первым умер чекист с худым лицом, из Питера, так как сумел среагировать первым, пытаясь выдернуть оружие из-под пиджака, вторым получил пулю владелец маузера. Пытавшийся достать из ящика стола оружие Яков Петерс следующим рухнул на столешницу с простреленной головой. Два сидевших на мягком диване чекиста сделали попытку вскочить, но одному пуля попала в рот, выбила передние зубы и вышла через затылок, другому оставила отверстие на переносице. Чекист нелепо дернул головой и завалился на диван. Не успел одетый в безукоризненно отглаженный костюм Мартин Лацис вскочить на ноги, как пуля ударила его в глаз, толкнув его обратно на стул. Питерец, стоявший рядом с ним, расширенными от ужаса глазами завороженно наблюдал за тем, как ствол пистолета в руке незнакомца мгновенно сместился в его сторону. Последнее, что он увидел в своей жизни, это была яркая вспышка, блеснувшая у дула. Тело еще заваливалось на пол, когда я метнулся к двери, одновременно выхватывая из-за пояса второй пистолет. Повернул ключ. Я исходил из того, что чекисты, отвлеченные выстрелами и взрывами на улице, не сразу должны были среагировать на стрельбу в кабинете Петерса.

Стоило щелкнуть дверному замку, как на улице раздались звуки автомобильного мотора и крики. Началась последняя часть операции. Я подбежал к распахнутому окну в тот момент, когда в дверь начали стучать, причем с каждой секундой все громче и сильнее, но стоило прозвучать очереди из ручного пулемета с улицы, как чекисты за дверью перешли к решительным действиям – принялись стрелять в замок. Я замер, готовый мгновенно начать действовать, но стоило мне услышать с улицы рев двигателя, который стал быстро удаляться – это был своеобразный знак, что улица расчищена, вскочил на подоконник. Прыжок был сделан строго по инструкции: согнув ноги в коленях, при падении завалился на бок. Этот момент в моей операции был самым непредсказуемым, поскольку, как себя поведет мое новое тело, я просто не знал. Если что-то сломаю или порву связку, то мне проще будет застрелиться на месте, но все прошло благополучно. Вскочив на ноги, я изо всех сил побежал по практически пустой улице.

Вся операция состояла из трех частей. Ровно в час к входу МЧК должна была подъехать пролетка. Так и случилось. Первым выстрелом офицера, изображающего извозчика, был убит часовой, стоящий у входа, затем двое боевиков, сидящих в пролетке, начали стрелять и бросать гранаты в разбитое дверное стекло. В это время я начал стрелять. Спустя пару минут к зданию ЧК подъехал автомобиль, в котором сидели товарищи в фуражках с красными звездами и возмущенно спрашивали у высыпавших на улицу сотрудников ЧК: