Евгений Щепетнов - Олигарх

Зина не спеша встала с кровати, запахнула свой застиранный халат, и надев старые больничные тапочки пошла следом за медсестрой. Они шли недолго — кабинет заведующего отделением находился шагах в пятидесяти по длинному полутемному коридору, освещаемому лампами дневного света. Медсестра постучала, услышала ответ и махнула рукой Зинаиде — пойдем! Она и вошла следом.

За столом сидели двое — сам заведующий отделением, мужчина лет сорока в очках с золотой оправой, и…она. Зина сразу поняла, что это она. Вот какой Зина станет, когда (если) ей исполнится сто лет. Стройная, со строгим, почти не изборожденным морщинами лицом, излишне худощавая — но надо учесть возраст. Глаза ясные, умные, без малейшего следа старческого слабоумия. Зинаида всегда считала, что если мозг тренировать, то никакого слабоумия и не будет. Мозг как мышцы — если их не тренировать, они сами собой отмирают. Все, что организм использует мало — постепенно исчезает. Это касается интеллекта в том числе.

— Вот, это Макеева Зинаида! — радостно сообщила медсестра, и тут же переспросила — Я еще нужна?

— Иди Валенька, или… — кивнула Макеева-старшая и улыбнулась сухими тонкими губами — Макеева Зинаида…зачем же ты, милочка, назвала себя именно так? Видела статью в газете? Понравилось имя?

— А можно я поговорю с вами наедине? — попросила Зинаида-молодая, покосившись на улыбающегося заведующего отделением — Не беспокойтесь, я не буйная и на вас не наброшусь.

— А я и не беспокоюсь — усмехнулась Зинаида-старшая, и посмотрела на завотделением — Прости, можно я с ней наедине поговорю? Так сказать…по-женски. Не обидишься?

— Да что вы, Зинаида Михайловна! — с жаром ответил врач — Как я на вас могу обижаться?! Я вам стольким обязан!

— Да ничем ты мне не обязан — вздохнула бывший главврач клиники — Я недолго. Уж больно интересный случай подвернулся!

Врач кивнул, и собрав бумаги в папочку вышел, спросив перед уходом — не надо ли подать в кабинет чаю или кофе. Зинаида-старшая попросила чаю с лимоном на двоих, и дверь за хозяином кабинета закрылась. Женщина остались один на один.

— Ну, что скажешь? — усмехнулась Зинаида-старшая — Откроешь мне тайну, почему назвалась моим именем?

— Я так же могу сказать и про тебя — зачем ты назвалась моим именем! — усмехнулась Зинаида-младшая, и тут же добавила, глядя в помрачневшее лицо своего двойника — Помнишь Белорусский фронт? И молодого лейтенантика, которого ты увела к себе в комнату? Что ты тогда ему сказала? «Мне давно не было так хорошо! Хочешь, я тебя оставлю здесь подольше?» И что он ответил, помнишь? «Я что, мразь какая-то, прятаться за женской юбкой?! Ты меня сама станешь презирать! Нет, подруга моя, на фронт!»

— Откуда?! — Зинаида-старшая закашлялась, ее слегка бледное лицо покраснело — Откуда ты знаешь?! Кто сказал? Он ведь погиб!

— Погиб — грустно сказала Зина — Сгорел в танке. Всего два письма от него и получила. Красивый был…а в постели — просто жеребец! У меня все потом болело. Отвыкла от этого дела… Впрочем — особо и не привыкала, нам с тобой некогда было амурами заниматься, работы было — выше крыши.

Зинаида-младшая встала, расстегнула халат, показала плоский, худой живот, на котором еще просматривались следы ранения:

— Видишь? Хочешь сравнить с твоими шрамами? Уверяю — они один в один похожи.

Теперь лицо Зинаиды-старшей стало бледным, как простыня, и Зине-младшей вдруг стало страшно — все-таки сто лет, вдруг сейчас рухнет, и помрет у ее ног?! Сердце-то не стальное! Износилось! Вообще удивительно, как это она дотянула до такого возраста.

— Ты кто, девочка?! — хриплым, «прокуренным» голосом спросила старшая.

— Я — это ты, Зина, только из другого мира и другого времени — спокойно, немного грустно ответила Зина-младшая — Из тысяча девятьсот семьдесят второго года. Хочешь услышать мою историю? Или тебе нужны еще какие-то подтверждения моему рассказу? Ну, например…что жила ты на улице Чернышевского, в трехкомнатной квартире, принадлежавшей твоему покойному мужу. Что водила бежевую волгу ГАЗ-24. И что разработала систему работы с долговременной памятью, применяя некоторые препараты — я могу назвать какие именно препараты, и какова дозировка. Я — это ты. Только пятьдесят лет назад. А то, что у меня якобы отсутствует память о прошлом — это все чушь. Маскировка. Если я расскажу о том, что прибыла из прошлого — меня точно признают больной, никто и никогда не поверит моим рассказам. Ну что еще тебе рассказать…как ты потеряла девственность? С хирургом полевого госпиталя, на подложенных под задницу ватниках. Тоже ведь никто не видел и никто не знает. Как ты перепугалась — кровотечение было таким сильным, что у тебя вся ладонь была в крови. А хирург перепугался и долго извинялся — он не думал, что ты…я — девственница. Что тебе добавить такого, о чем не мог знать никто?

— Как звали собачку, что жила при госпитале? И как она выглядела? — выдохнула старшая Зинаида.

— Жужа ее звали. Рыжая, только грудь белая. Ее один майор пнул, так ты его помоями из ведра облила, и сказала, что следующий раз пристрелишь. Это был тыловик, который приехал с грузом для госпиталя. Он все клеился к нашим медсестрам. А Жужа потом погибла при авианалете — она вырвалась у тебя из рук и бегала, облаивала самолеты. Бомба попала прямо в нее. Ты плакала, потому что эта собачка была твоим самым лучшим другом. С тех пор ты никогда не заводила собак — в память о Жуже. Я не заводила. Тяжело терять друзей.

— Как звали…того хирурга? — глухим голосом спросила старшая.

— Коля. Коля Чапкин. Он тоже погиб при налете — осколком ему снесло половину черепа. И ты плакала. Все-таки первый мужчина.

Зина замолчала, и с минуту они сидели ничего не говоря. Затем старшая Зинаида спросила:

— Как ты здесь оказалась? В нашем времени?

Зина-младшая вздохнула, и начала свой рассказ. Рассказывала она минут пятнадцать — как ни старалась сократить повествование, но короче его сделать не удалось. Прервалась только один раз, когда санитарка принесла чай. Когда закончила, повисла пауза, которую через минуты три нарушила старшая.

— Значит, ты — это я…забавно. И у тебя есть ребенок? Ты все-таки решилась… А я вот не решилась. Может потому, что у меня не было любимого мужчины? А может просто струсила…

Помолчали. Затем старшая вздохнула, усмехнулась:

— Похоже, что я должна тебе помочь. Или себе помочь? Забавно…

— А о себе расскажешь? — вклинилась Зина-младшая.

— А что обо мне? Живу все там же, на Чернышевского. Всю жизнь одна. Было пару мужчин…но не задержались. Со мной трудно, я ведь своенравная, ты знаешь. Да и не любила я их. Уж на то пошло — ту малость в сексе, что мне нужна, я и сама себе могла обеспечить, а терпеть каких-то чужих…нелюбимых мужчин? Зачем они мне нужны? Живу вот до сих пор, сама не знаю — зачем. Работала сколько могла, но потом сил стало не хватать, да и намекнули, вежливо так — пора бы и на покой, уступить место коллегам помоложе. Вот я и уступила. Пенсия у меня достаточная — я могу ездить по миру сколько хочу. Но честно сказать…и не хочу. Одной ездить скучно. Кроме пенсии имею и накопления, да драгоценности, которые были не растеряла. Теперь вот кому-то чужому достанутся после моей смерти… Машину водить перестала — реакция не та, боюсь. Впрочем, я из дому-то не так часто выхожу. Больше читаю, сижу в интернете — мозги-то у меня еще не высохли. Пишу научные статьи в наши и зарубежные медицинские журналы. Это тоже деньги. Изредка практикую — как психолог и психиатр одновременно. Например — кодирую от дурных привычек. Но это редко, и только для хороших знакомых. Надоело возиться с алкоголиками. Ну, вот и все, если вкратце. Моя жизнь не такая как у тебя…и честно сказать — я тебе завидую. Любимый мужчина, ребенок, все, как положено! Ты не одна, и это самое главное! Кстати, а каким образом ты вылечилась от рака, я так и не поняла. Почему ты в этом мире вдруг здоровеешь и молодеешь?