Андрей Булычев - Эстляндия [СИ litres]

– Сколько у нас всего бомб на онагры, Илья? – спросил Сотник у главного орудийщика бригады.

– Дык как и докладывал ещё при начале похода, господин подполковник: на каждый из пяти онагров по полтора десятка бомб запаса будет. – Встал с места прапорщик. – Всё давно испытано, онагры и заряды работают надёжно. За три сотни шагов самые тяжёлые заряды сможем закинуть со всей уверенной точностью.

– Хорошо. – Кивнул комбриг. – Лавр Буриславович, у нас чеснока много ли ещё осталось, собрали сколько-нибудь его после Нарвского сражения?

– Мешков пятнадцать больших точно будет, Андрей Иванович, – ответил главный тыловик. – Всё, что смогли найти и на поле боя выковыряли, да ещё и запас на ладьях оставался, сейчас вот всё в трюмах наготове лежит.

– Ну, вот и пришло время для всех наших боевых припасов, – подвёл итог Сотник. – Если мы тут, под Раквере, сможем перемолоть все силы ливонцев, то противостоять нам в Западной Эстляндии будет уже попросту некому. И тогда Ревель сам падёт, после нашего решительного штурма и без подхода к нему подкреплений. Датский флот, как я знаю, ведь наглухо закрыл ему гавань?

– Именно так, – подтвердил Кристофер. – Мы уже неделю как взяли Ревельский залив в плотную блокаду. Так что по морю подкрепление к немцам больше не придёт!

Второго августа, на Ильин день, две армии противников выстраивались напротив друг друга для решительной битвы. Немцы, как и предполагал штаб, выбрали для себя построение клином. Впереди в качестве основной ударной силы выстраивалось тысяча двести всадников тяжёлой рыцарской кавалерии. Сразу же за ними пристраивались верхом три сотни союзников из прибалтийских племён. После этого уже шла тяжёлая германская и лёгкая сборная пехота.

Намеренье ливонцев было понятно: ударить в центр русского построения железным клином латников, расколоть его надвое и уже потом раздробить деморализованные половинки своей тяжёлой пехотой.

Для того чтобы противостоять такому натиску, нужно было погасить скорость удара, остановить этот железный клин, а затем сдавить его с боков и самим разорвать на части. Таков и был основной русский план.

Союзные войска строились в виде срезанной в вершине латинской буквы V, боковыми сторонами расширяясь к противнику. В основании встала самая устойчивая часть пехоты союзников – тяжёлые копейщики датчан с длинными пиками и двести ветеранов Андреевцев. Сразу же за ними расположились три сотни стрелков из воинской школы и пять онагров. И уже дальше, в резерве стояла вся конница.

По бокам встали все остальные Андреевцы, ушкуйники и воины виронцы. В их задачу входило сжать немецкий клин с флангов, когда он завязнет в битве.

– Давайте! – Махнул рукой комбриг, и полусотня розмыслов кинулась раскидывать чеснок по полю перед построением, сюда же втыкали под углом заостренные колья и укороченные копья.

Всё это делалось быстро и на скорую руку, нельзя было настораживать противника раньше времени, чтобы он не изменил направление удара.

Масса войск впереди пришла в движение. Вот с тихого шага, постепенно ускоряясь, клином пошла тяжёлая рыцарская конница.

– Дотягивай! – раздалась команда Ильюхи, и заскрипели вороты, натягивающие торсионы онагров.

– Пятьсот, четыреста пятьдесят, четыреста, триста пятьдесят, – считал, сидя на сколоченной из лесин небольшой вышке-треноге, пройденные конницей отметки Филат и потом резко свистнул. – Бей!

Командиры орудий подожгли фитили на бомбах, и пять онагров, разом взревев, выметнули навстречу коннице керамические ёмкости с красной полоской. Одновременно с ними ударили навесом и самострелы-речники. Селитряные фитили, шипя и оставляя на лету дымный след, достигли порохового заряда. «Бабах! Бабах! Бабах!» – бомбы рванули над головами всадников, осыпая всё вокруг металлической обрезью и разбрызгивая капли горящей зажигательной смеси. Первые ряды кавалерии уже валились, выкошенные бронебойными болтами, и тут кони налетели на рассыпанный чеснок. На десятиметровой засеянной полосе этого примитивного, но удачного оружия вставали на дыбы и валились первые лошади с их всадниками, а в идущих за ними всё били и били мощные самострелы. Темп наступления клина замедлился – слишком много неприятных неожиданностей получили немцы на подходе к стене копейщиков.

– Sidde! Ingen at rejse sig! [21] – прокричал приказ командир датской пехоты Йенс. – Никому не вставать, сзади бьют русские самострелы!

Митяй вновь, как и два года назад, когда он стоял на поле Борнхёведе, накручивал рычаг своего речника, а рядом с ним плечом к плечу стояли его верные друзья. Три шеренги стрелков, из которых выпускники школы были первыми, заряжали своё оружие.

– Первая шеренга, бей! – рявкнул Кочет, и сотня гранёных болтов сорвалась с направляющих. – Заряжай!

Упав на колени, Митяй вырвал болт из кожаной сумки и поставил его в гнездо самострела.

– Вторая шеренга, бей! – и над головой резко хлопнули самострелы курсантов-четвертачков. А Митяй, работая рычагом взвода, по щелчкам уже взводил своё оружие.

– Заряжай! – и вслед за выпускниками для зарядки опустились и курсанты четвёртого курса школы.

– Третья шеренга, бей! – Курсанты-третьяки разрядили оружие и по команде тоже опустились на колени.

Всё, есть пятнадцатый щелчок, оружие к бою готово! На этом расстоянии такого усилия тетивы и самострельных плеч было уже достаточно, и раздалась команда начальника сводного эскадрона школы.

– Первая шеренга, товсь! Бей! – и опять сотня болтов ударила в подходящую конницу.

– Spearmen rejser sig! Kavaleri til lanserne! Bliv i kø! [22] – раздалась команда старшего датчан, и немецкая кавалерия напоролась на строй копейщиков.

Пехотинцы в плотных порядках орудовали длинными пиками. На две-три эти традиционные пики приходилось по одному воину с алебардой, где, помимо наконечника, был ещё топорик и железный крюк – хоть им руби, хоть коли, а хоть стаскивай с лошади вражеского всадника и добивай его уже потом на земле. Главным было остановить наступательный порыв вражеской конницы, и общими усилиями это всё же удалось сделать. Теперь началась долгая и тягучая сеча.

А в это время, выбиваемая стрелами и болтами с флангов на огневой рубеж, выходила уже немецкая пехота.

– Бей! – рявкнул Филат, и командиры орудий подожгли фитили на осколочно-зажигательных бомбах. Метательные рычаги выкинули снаряды в подкатывающую за конницей пехоту. «Бабах! Бабах! Бабах!» – взорвались они, над гущей людей накрывая наступающих градом осколков и брызгами горящей смеси. Эффект от удара по пешему войску был гораздо сильнее, чем по коннице. Здесь не было такой сплошной брони, и мелкие металлические осколки находили незащищённые участки или же пробивались сквозь звенья кольчуги, калеча и раня людей. Самой же страшной была горючая смесь. Десятки людей катались по земле с истошным воем и визгом, пытаясь её затушить, но всё было тщетно – этот средневековый напалм прожигал до костей, и спасения от него не было.