Анатолий Дроздов - Малахольный экстрасенс

— У меня есть «Ауди» сотой модели, — сказал немец после недолгого молчания. — Ей три года. Бензиновый мотор, пробег сто двадцать тысяч километров. Цвет темно-вишневый. Недавно прошла техническое обслуживание. Подойдет?

Подойдет! Еще как подойдет! Но эмоции пришлось задавить.

— Да, — небрежно ответил я.

— Тогда сделаем так. Я с сыном приеду на машине в Минск. Остановлюсь в гостинице, после чего свяжусь с вами. Исцелите Гюнтера — подарю автомобиль вам. В Германию вернусь на самолете.

— Договорились! — сказал я. — Но машину оформим через продажу. Меня здесь не поймут, если приму дорогой подарок от иностранца.

Так и сделали. У Гюнтера, конопатого и вихрастого мальчишки, патология оказалась не тяжелой — с моей точки зрения, конечно. Но я приезжал в гостиницу трижды — следовало показать Шмидту, что не зря расстается с «Ауди». Немец внимательно наблюдал за моей работой. После того как мальчик сделал первые шаги, объявил торжественно:

— Данке, герр Мурашко! Я держу слово: автомобиль ваш.

Продажа поддержанных машин в СССР осуществлялась через комиссионный магазин. Продавец и покупатель подъезжали к нему, сообщали сотрудникам о сделке, те осматривали автомобиль, сверяли номера кузова и мотора [29] Мотор в СССР считался неотъемлемой частью автомобиля, и его номер вносился в регистрационные документы. Замену двигателя следовало дополнительно оформить. Такая практика существовала до нулевых годов, по крайней мере, в Беларуси. с представленными документами, после чего оформляли продажу. Покупатель передавал деньги кассиру, тот забирал 10 процентов от суммы, остальное вручал продавцу. Не пыльная работа. Возле комиссионки постоянно крутились спекулянты, чьей целью было перехватить хорошую тачку, пообещав хозяину денег больше. На деле кидали. Дело в том, что в СССР нельзя продавать автомобиль выше установленной государством изначальной цены — спекуляция. За нее статья. Только спрос диктует свои правила. Реальная цена даже подержанного авто превышала государственную на 30, 50, а то и 100 процентов. Разницу покупатель отдавал продавцу наедине. Тут уж все зависело от порядочности человека. Мог и нафиг послать — из комиссионки покупатель выходил полноправным владельцем. В милицию не пожалуешься — привлекут как спекулянта.

Наше появление у комиссионки произвело фурор. Иномарка в СССР — редкий зверь. Поглазеть на изделие немецкого автопрома сбежались все — как покупатели, так и продавцы. Подлетели спекулянты. Безошибочно определив в Шмидте владельца, они окружили его и, загородив проход, стали сыпать цифрами.

— Чего хотят эти люди? — удивился немец.

— Купить ваш автомобиль, — пояснил я.

— Объясните, что мне не интересны их предложения.

Услыхав немецкую речь, спекулянты притихли. Я улыбнулся.

— Наш гость из ФРГ, герр Шмидт, попросил меня передать вам, чтобы шли нахер! — объявил громко. — В противном случае обещает вызвать милицию. Освободите проход. Немедленно!

У сотрудников комиссионки, оформлявших нашу сделку, лица были как у родственников покойника на похоронах. Мимо них с громким свистом пролетела халява. То, что они в доле со спекулянтами, объяснять излишне. Нам пытались вставить палки в колеса. Для начала заявили, что документы на машину на немецком языке, посему требуется заверенный нотариусом перевод. Ласково улыбнувшись, я выложил его на стол — понимал, с кем буду иметь дело. И какие документы! Шмидт ухитрился оформить продажу машины в Германии — знал наши законы. Автомобиль, въехавший в СССР транзитом, должен из страны выехать. А тут продавец всего лишь доставил покупку покупателю. Штамп таможни имеется, деньги получит в СССР. Тут же прилетело обвинение, что цена сделки слишком низкая.

— Неужели? — удивился я. — Сколько стоил ваш автомобиль в Германии? — спросил немца.

Тот назвал цифру. Я озвучил ее продавцам.

— А теперь умножьте на валютный курс Госбанка СССР, — предложил. — Три года назад он составлял тридцать шесть копеек за марку ФРГ. Вычтете амортизацию за три года эксплуатации. Пять тысяч рублей — справедливая цена.

По лицам продавцов было ясно, что за пять тысяч они желают мне купить несуществующие здесь памперсы и носить их, не снимая, до конца жизни. Но куда денешься? Меня-то послать можно, но гражданина ФРГ стремно. Я честно отсчитал кассиру пятьдесят сотенных купюр, из которых тот передал Шмидту сорок пять, оставив остальные в кассе. Пятьсот рублей за бумажку! Жулики! За такую сумму я излечиваю больного ребенка.

В автомобиле немец вернул мне деньги. Я отвез его в гостиницу, а оттуда через несколько часов — на вокзал. Самолет во Франкфурт вылетал из Москвы. Шмидт пытался отказаться, заявив, что возить его не обязательно, обойдется такси, но я настоял. Уж очень хороша оказалась «Ауди». Блестящая, ухоженная, с багажником, полным запчастей. Тормозные колодки, свечи, шланги, наконечники рулевых тяг и прочее. Не забыл немец и моторное масло, загрузив аж пять канистр. Как такому не помочь?

Гюнтера в вагон я внес на руках. Мальчик достаточно крупный, а Шмидт не производил впечатление силача.

— Странный народ вы, русские, — сказал немец на прощание. — У нас сыном было время, чтобы посмотреть вашу страну. В Интуристе мне порекомендовали съездить в Хатынь. Это ужас, герр Мурашко! И ведь это одна из уничтоженных в войну русских деревень. Их были тысячи. Вы должны ненавидеть немцев, вместо этого исцелили моего сына.

— Не бесплатно, — хмыкнул я.

— Это так, — подтвердил он. — Но я видел, как вы смотрели на мальчика. Так отец смотрит на детей.

Когда, интересно, разглядел?

— Вы отчасти правы, герр Шмидт, — сказал я. — Мы ненавидим немцев, заливших нашу Родину кровью. Только вы здесь не причем, Гюнтер — тем более. Он ребенок. Даже в войну мы не мстили немецким детям.

— Знаю, — кивнул он. — Вы их кормили. Моей матери в сорок пятом было двадцать, ее брату — тринадцать. Бабушка посылала его к русской полевой кухне, дочь опасалась. К слову, зря, ее не тронули. Наша семья после войны оказалась в русской зоне оккупации, в ФРГ перебралась позже. Там кое-что узнали. Союзники СССР насиловали немок. Особенно лютовали негры. У них поиметь белую женщину считалось престижным.

Через несколько лет западные историки будут утверждать противоположное. Дескать насиловали русские, а союзники — ни-ни! Эту мульку запустят англичане. Американцы прошлого не стеснялись. Посмотрите голливудский фильм «Ярость», если сомневаетесь. Там немок от насилия уберег командир американцев — ясен пень, весь из себя правильный и благородный. Но на деле было иначе…

— Моему дяде русские солдаты давали хлеб, наливали в кастрюлю суп или кашу, — продолжил Шмидт. — Это помогло семье выжить. Через сорок пять лет русский исцелил моего сына, хотя немецкие врачи уверяли, что это невозможно. Я в долгу перед вами, герр Мурашко! Вот, — он протянул мне визитку. — Будете в Германии, звоните. Постараюсь помочь.