Егорлык - Боевой 1918 год 2

— Не знаю. Но сильно хочу узнать. Тем более, что два языка у нас есть.

Горец удивился:

— Дыва?

— Ага. Я извозчику, с испуга шею перебил, но второй — живехонек. Так что давай, помоги дамочку загрузить. Нож только не трогай, а то в крови перемажемся, да и ее можем не довезти.

Быстро подхватив сомлевшую барышню, усадили ее в коляску. Сам уселся рядом, придерживая довольно крепкое тело. Труп и бессознательного студента бросили между сиденьями. Мага взялся за вожжи и перегруженное транспортное средство, покатило по улице.

А уже через сорок минут, перевязанная террористка была готова к допросу. Его проводили тут же, в больнице, куда, потрясенные новостью, прибыли все городские силовики. Для начала, объяснил что случилось, чекисту Галомахе, отдав ему очухавшегося парня. Он хотел забрать и девку, но по техническим причинам это было пока невозможно. Переговорил с Матюшиным. Потом еще и примчавшегося Лапина пришлось успокаивать. Тот появился не один, а в сопровождении наших автоматчиков. В общем, больничка на какое-то стала весьма оживленным местом.

От всего этого переполоха, даже благообразный доктор без звука выделил помещение для допроса. Хоть и причитал, что барышня, после получения обезболивающего, (наверняка опиумом ее пичкал) несколько не в себе. Да и внешний вид у нее не совсем подходит для общения с мужчинами, так как для перевязки пришлось резать платье. На что я возразил:

— Херня док. Простынкой ее накроете и приличия будут соблюденены. Поэтому, давайте в темпе! Цигель, цигель ай люлю!

Тем самым, сопротивление было сломлено и через пару минут я уже созерцал несостоявшуюся убийцу. Та, томно лежала на койке, но услышав шум наших шагов, открыла несколько вздуренные от наркоты глаза. Сфокусиров взгляд на мне, с чувством выдала:

— Ненавижу! Убийца!

Такое начало, меня несколько возмутило:

— Вы с ума сошли? Что значит — «ненавижу»? Вы меня даже не знаете, чтобы испытывать столь сильные чувства.

Но та упорствовала:

— Я тебя знаю вполне достаточно! Убийца! И разговаривать с тобой не буду!

Комиссар, попытался было влезть, но я жестом остановил его. После чего опять обратился к этой ненормальной:

— Ну, если вы желаете перейти на «ты», то пусть так и будет. Просто интересно, откуда столько экспрессии? Да, я убивал немцев. Но сейчас идет война поэтому с этой стороны ваши претензии беспочвенны. Что еще может быть? Как вариант — ты шмара ростовского урки Коськи Шмыги. Этого хмыря тоже шлепнул я, поэтому вполне понятна твоя личная неприязнь.

Повернувшись к Лапину, добавил:

— В принципе, тут все ясно. Эта бандитская подстилка, от кокса вообще сбрендила и решила мстить за своего любовника. Дело житейское. А за покушение на красного командира, её скорее всего шлепнут по решению ревтребунала. Пойдем Кузьма. Мне беседы с бывшими проститутками, ставшими воровками, совершенно никуда не уперлись. Брезгую я…

Подследственная, во время моего монолога вытаращившая глаза, увидев, что мы собрались уходить, не выдержала:

— Как вы смеете так говорить? Какая проститутка? Я честная девушка! А вы подлец! Вы убили моего отца и надругались над его телом!

Я возразил:

— Брехня. Не мог Шмыга быть вашим отцом. Молод слишком. И что значит «надругался»? Вы вообще соображаете, чего мелете? Может, в вашей уголовной среде и принято трупы имать, но не надо распространять свои больные фантазии на нормальных людей. Извращенка! Тьфу! Пойдем комиссар, а то меня от этой калишной шлюхи, сейчас вырвет!

Лица у присутствующих, включая охранника от ЧК, выражали полное непонимание ситуации. Благо, этот наивный народ, держал рот на замке (о чем они и были строжайше предупреждены перед входом) не пытаясь влезть и испортить игру. И тут, наконец, возмущенная совершенно беспочвенными обвинениями деваха, поплыла. Со слезами на глазах, она выкрикнула:

— Что за нелепость вы несете? Мой отец — подполковник Твердов! Алексей Федорович Твердов! Вы его убили там, в степи, вместе с господином Дроздовским и всем штабом! Но перед этим глумились над раненными, пытая их и отрезая уши!

Народ несколько офигел от сказанного, а я, вздохнув, опустился на табурет. После чего, уже совершенно другим тоном произнес:

— Алексеевна, не надо шуметь. Что-либо доказывать тебе я не стану. То, что подобные мероприятия, очень сильно разлагают личный состав, ты могла и не знать. Это вряд ли входит в круг твоих интересов. Но хочу спросить — хоть какие-то зачатки логики у тебя есть? Ведь если допустить, что мы звери, не имеющие тормозов, то даже у зверей есть инстинкт самосохранения. И неужели ты думаешь, что «красное быдло» стало бы так резвиться, зная, что в любую секунду могут появиться многократно превосходящие силы неприятеля? Так даже турки не делают. Поэтому, девочка, думай сама, зачем тебе эту ложь в голову влили…

Отвернувшись от хлопающей глазами дамочки, я почесал начавший обрастать затылок и обратился к комиссару:

— Вообще, странная вещь получается. За эту неделю, я уже второй раз слышу про то что Чуровцы в том бою, как-то не по-человечески себя вели. Но в первый раз, просто говорили, что мы уши трупам резали. А сейчас, что над раненными глумились…

Кузьма, задумчиво выдал:

— Ну, пропаганда она такая вещь… Очернить врага, это в порядке вещей. У беляков, с тем же успехом могут сказать, что ты младенцев на завтрак ешь.

Я покачал пальцем:

— Это понятно, но вопрос, у каких именно беляков? Среди деникинцев, просто слухи ходили. В которые, в основном, сами офицеры не верили. И рассказывались они, исключительно по пьяному делу, в виде страшилки. А запустить подобную шнягу могли лишь те, кто исключительно по себе меряет и сам не гнушается над пленными издеваться. Угадайте, кто это?

Чекист, отряженный для охраны, напряженно слушающий наш разговор, выдохнул:

— Красновцы, суки! Я разок видал, что казачки с нашими обозниками сотворили. Словно мясники поработали. У нас половина отряда, от одного токмо вида замученных, обблевалися… С тех пор мы зарок дали — казачню в плен не брать! На месте кончать ентих тварей!

Лапин, кивнув в сторону молчащей террористки:

— То есть, думаешь, она от красновцев?

— Уверен. Но не профессионалка. Вот так вот, навскидку, могу сказать, что по каким-то причинам, барышня, осталась одна. Просто, будь она хоть при каких-то родственниках они бы подобного не допустили. Так что — одна. Скорее всего приезжая. Возможно — беженка. Не исключено, что с целью вспомоществования, обратилась к военной администрации за помощью. Вот ей и «помогли»…

Всхлипнувшая мамзелька, внезапно подала голос:

— Мы с тетушкой, в середине апреля, из Царицына ехали. В дороге, она тифом заболела. А когда тетя Маша умерла, я совсем отчаялась и решила опять обратиться к военным, чтобы они помогли найти папА. Я и до этого обращалась, но никто ничем помочь не мог. Так и ходила, пока не наткнулась на Анатолия Архиповича Жданова, сжалившегося надо мною и пошедшего навстречу. Он в контрразведке служит, поэтому сделав запрос по своим инстанциям и получив ответ, рассказал, что сталось с папенькой. Еще рассказал, кто его убивал и как. Говорил, что там свидетель оставался, которого красные не увидели…