Василий Панфилов - Дипломная работа [СИ]

– Дума ему не понравилась, ишь! – вскочив со стула, Матвеев закружил по своему кабинету, как хищник в клетке, – Мне может тоже не ндравится, а куда деваться? Хоть какая-то трибуна, возможность высказаться! Шажок!

– Власти устроили политический террор! – заорал я в ответ, – И что… вот так вот всё?!

– Да! – развернулся коммандер на пятках, обжигая яростным взглядом, – Так! Смягчение приговоров, помилование, и давление, давление, давление… Выгрызать будем, шантажировать, покупать чиновников, продавать, красть!

– Ам-нис-ти-я! – нависнув надо мной, проговорил военный атташе, – Большая часть восставших… понимаешь? Большая! Ты хоть понимаешь, какая это победа? И это сделали мы! И народ знает… будет знать о нас, а не о царской милости!

– Столько слов Лубе наговорил… – меня начало отпускать, и настроение из яростного стало пасмурно-дождливым, чуть не до слёз.

– Ему по должности положено, – усмехнулся Матвеев угрюмо, – да и што… думаешь, вот прям такой туз козырный в руках у тя был? Шиш! Залупы еврейской кусок!

– Французам не хотелось нагнетания, – почти спокойно сказал военный атташе, усаживаясь на стул, – и всего-то! Можно сказать, с учётом имеющегося, нам навстречу пошли.

– Аванец выдали? – сощуриваюсь хмуро.

– Ево, – невозмутимо кивнул собеседник, – и я чевой-то не пойму, ты чево жалуисся? Хотел из Парижу в Африку, и пожалста! Со всем уважением и реверансами! С выгодами! Скажешь, нет?

– Прав ты, Ильич, – откипятился я окончательно, – со всех сторон прав. Но…

– Ясно-понятно, – кивнул он, не дождавшись продолжения, – хотелось всево и сразу, так? Да в уши небось надудели так, што вот прям все блага земные за обещание не скандалить больше господ российских помещиков?

– Оно, – выдыхаю тяжко, – Так-то оно понимаешь, сильно опосля уже, што ничего такого экстраординарного и не пообещали, а всё тоже, што им негоже, просто в обёртке покрасивше. Да… а всё равно кажется, што не по букве, а по духу должно́, по картинке, перед глазами нарисованной.

– Эт да, – крякнул Матвеев, – здесь ты опростоволосился… Цыц! Я тя не виню, Лубе сладкоречив, недаром эвона куда влез! Што я, сам, што ли… За ручку ухватит и держит, яко парень девицу, а? Да улыбка, морщинки лучиками, да словеса подбирает – куда там сказительницам! Ну што, отошёл?

– Отошёл, – навалилась апатия.

– Ты, Егор, вот што подумай, – усмехнулся военный атташе, набивая табаком трубку, – Скока времени прошло с начала англо-бурской? Ась?! А скока сделано?

– Государство русское, – начал он загибать пальцы, – да с союзниками какими-никакими!

– Хреновыми! Говно на палочке, а не союзники!

– Ясен-красен! – кивнул он спокойно, тая под усами усмешечку, – Когда это союзники другими бывали, при наличии хоть каково умишки? Эт только у нас цари-батюшки за одобрение европейское кровушкой русской любой пожар норовили залить, да не жалеючи! В Европах такие дурни давно уж перевелись!

– На волоске Кантоны висят, – перекосившись, делюсь наболевшим, – Я, веришь ли, даже союзникам из буров не вполне доверяю, так-то!

– А-а… – протянул Матвеев, – слона-то [9] «Слона не приметил» из басни Крылова, то есть не заметил самого важного. ты и не приметил! Вот…

Подчеркнул ногтём нужные строки, он протянул мне документ.

– Так… облегчение визового режима для… представителей крестьянского и мещанского сословия?!

Голос у меня сорвался на фальцет, и Ильич кивал с улыбкой кота, довольного злой шкодой.

– С ба-альшими оговорочками, – ехидно протянул он, – Ну то есть так они думают! А на деле – вона… чти далее!

– Так, так… а! При наличии родственников и… гарантии финансовой поддержки?! – я неверяще уставился на Матвеева, расплываясь в улыбке, – это же…

– Да! – он пыхнул дымком, – Эти-то… псы царские, по себе людей судят! Им же всё дай да дай… а слова «На» они и знать не знают! Нет у них понимания християнской души, у сук етаких!

– Это ещё сильно не свободный выезд, – кусаю губы, норовящие растянуться, – но уже куда как…

– Надолго ли? – перебил коммандер мой восторг, – Сам понимать должон, не мальчик! Полгода, много год, и опомнятся суки, прикроют калиточку! А до тех нужно вытащить как можно больше народишку, да порукастей и поголовастей!

– Это кто ж такой яйцеголовый такую казуистику юридическую в договор завернул? – восхитился я, перечитывая ещё раз сложнозавёрнутые строки, – Яйцеголовый, это…

– Да понял, – перебил усмешливо Матвеев, – яйцеголовый, ишь… Он и правда… хм, лысенький да головастый. Яйцеголовый, ха! Ульянов! Ну, тот…

– Помню, как не помнить!

– Ну вот, – военный атташе окутался табашным дымом, – не один он, ясно-понятно! Вся фракция… точнее, там вся закавыка была не в том даже, што придумать, а в том, што пропихнуть! А у этих дружки-приятели университетские да гимназические, ну и это… сочувствующие нашлись. Впихнули каким-то… хм, боком.

– Хитро… а мы?

– Навстречу пошли, чево ж ещё, – пожал плечами Матвеев, – Раз уж такие ушлые, пусть политической деятельностью в Кантонах занимаются.

– Хм…

– Чево не так? – уставился на меня коммандер.

– Да так… сам не пойму! Вертится в голове што-то, а уцепить мыслю́ ногтями никак не выходит.

– А… бывает. Так што, не против?

– Да с чево бы? – удивился я, – Дельные вроде! Так посмотришь, чистоплюи интеллигентские, а в летнем восстании знатно отметились. Бурш, а?! Единственное – марксистов у нас многовато становится, их бы разбавить, а?

– Разбавить, говоришь? – Матвеев чуть задумался, – Всякой твари по паре в Кантоны запустить?

– Вроде того. Облегчим визовый режим всяким там… активистам. Штоб перекосов не было в левую политику.

– Хм…

– Я хоть и социалист, – поясняю свою точку зрения, – но считаю, што в государстве должны быть представлены все точки зрения, так как-то. Здоровее общество будет. Ну и до кучи – люди образованные, да с убеждениями, глядишь, а и потянутся! Да и спокойней будет для союзников, сам понимаешь! Для янки социализм – нож острый, да и германцы не так, штобы вовсе доброжелательно!

– Кхе! – подавился дымком военный атташе, – С этой стороны я на проблему не глядел!

– Кхм… Ильич, а чево ты мне сразу текст договора не ткнул? – опомнился я, – Орали тут, как два лося во время гона…

– А ты дал? – удивился он, – Зашёл с газетой, скомкал её, и ну истерику устраивать! Вот я и не сразу опомнился, да и сам на взводе, чего уж греха таить. Ну, выорался?

– Угум.

– Когда отъезжаешь? Да не гоню! Но и сам должо́н понимать, што не стоит тебе задерживаться в Париже.

– Ну… дня три, – прикинул я, – Дела в Ле-Бурже и посольстве сдать, потом банкет в посольстве по случаю отъезда, банкет… да хоть в Клозери́ де Лила́, уже как частное лицо. И… всё пожалуй. А нет! В Ле-Бурже с сотрудниками надо будет, и… вот теперь – точно всё!