Владимир Панин - Сталинградская метель [litres]

Откуда у них брались силы сражаться с превосходящим по своей численности врагом, непонятно, но когда оставшиеся восемь машин пошли в новую атаку, они получили жесткий отпор. Сам Шавырин пробрался к замолчавшему орудию и вместе с рядовым Еремеевым открыл огонь по врагу. Он успел подбить два штурмовых орудия, прежде чем пулеметная очередь немецкого бронетранспортера тяжело ранила его.

Когда же бронемашины приблизились к насыпи и стали подниматься по её крутому склону, обвязавшись гранатами, шавыринцы смело бросились под них. Три раза прогремели мощные взрывы, и три бронированных монстра застыли у последней черты, так её и не перейдя.

Четвертую бронемашину остановил истекающий кровью из простреленной груди рядовой Иван Силаев. Собрав последние, силы он успел метнуть бутылку с горючей смесью в водительскую щель, и охваченная языками огня бронемашина остановилась у самого основания насыпи.

Услышали ли немцы гул спешащих на помощь советских танков или их так напугала стойкость шавыринцев, но оставшиеся бронетранспортеры поспешили ретироваться с поля боя. Вовремя введенные в бой танкисты армии Рыбалко не только остановили продвижение немцев, но и отбросили их на исходные позиции.

Когда командующему фронтом доложили о подвиге молодых харьковчан, в живых из которых осталось всего четыре человека, он приказал представить весь взвод к званиям Героя Советского Союза.

Вечером того же дня между Рокоссовским и Ставкой состоялся разговор, в котором Сталин попросил командующего фронтом любой ценой удержать Харьков, и тот пообещал сделать все возможное и невозможное, хотя сделать это, откровенно говоря, было очень трудно.

Постоянно понукаемый Гитлером, пользуясь бедственным положением войск Ватутина, которые спешно выстраивали оборону вдоль Донца, Манштейн перебросил под Харьков дивизию «Адольф Гитлер». Вместе с «Райх» и «Мертвой головой» они намеривались сокрушить советскую оборону и, обойдя город с двух сторон, устроить немецкий Сталинград.

Об этом, не замолкая, трубил по радио и в печати доктор Геббельс, придавая битве за Харьков не столько военное значение, сколько политическое. Желая оттянуть на себя часть войск генерала Рокоссовского и не дать ему возможность перебросить часть сил на помощь Харькову, Манштейн приказал генералу Раусу начать наступление на Белгород.

Ход был грамотный и своевременный, но немецкое командование вновь просчиталось. Дивизиям Рауса противостояли отнюдь не временные заслоны или наспех сколоченная оборона. Его танки столкнулись с хорошо организованной и подготовленной обороны. Немецкие командиры давались диву тому, что за относительно небольшой отрезок времени советские солдаты вгрызлись в землю, создав широко эшелонированный рубеж обороны, оказавшийся не по зубам их дивизиям.

Проведя три дня в безрезультативных атаках, Раус доложил фельдмаршалу Манштейну, что не смог выполнить поставленную перед ним задачу. Понеся потери, немцы не смогли продвинуться дальше передних траншей советской обороны. К тому же генерал Черняховский, развернув свою армию к югу от Сум, нанес фланговый удар войскам генерала Рауса. Серьезных успехов он тоже не достиг, но своими активными действиями смог нейтрализовать вражеское наступление на Белгород.

Слушая доклад Рауса, фельдмаршал Манштейн выразил ему свое недовольство, но дальше этого процесс не пошел. Командующий группой армий «Юг» посчитал, что своими действиями Раус все же добился успеха, оттянув на себя часть резервов Рокоссовского. Об этом ему доносила разведка, и, руководствуясь принципом «с паршивой овцы хотя бы шерсти клок», фельдмаршал в целом остался доволен генералом.

Кончался февраль и наступал март, когда немецкие войска обрушились всей своей мощью на советские армии, оборонявшие Харьков.

Учитывая двойное превосходство немцев в танках и тройное в авиации, командование группы армий «Юг» рассчитывало на успех, и первые дни боев давали надежды Манштейну посчитаться с генералом Рокоссовским за Сталинград. По нескольку раз на день Гитлер и Сталин звонили своим военачальникам, справляясь о положении дел на фронте, и каждый раз Манштейн сулил фюреру скорый успех, а Константин Рокоссовский говорил о трудностях, которые испытывают войска его фронта. Однако когда полководцы клали телефонные трубки, лицо Рокоссовского было полно уверенности в том, что Харьков не сдадут, а лик Манштейна покрывали тени раздумий и тревог.

Полководческое чутье подсказывало ему о каверзе, притаившейся где-то там, впереди, и ожидание его не обмануло. Введя при помощи разведки противника в заблуждение о переброске дополнительных частей под Белгород, Рокоссовский нанес фланговый удар наступающему на Харьков с севера «Лейбштандарту». Прорвав немецкую оборону, танковая бригада полковника Богданова ударила в тыл элитной эсэсовской дивизии. Под удар советских войск попал штаб дивизии. По счастливой случайности, командира «Лейбштандарта» оберстгруппенфюрера Зепа Дитриха в этот момент не было в штабе, который в полном составе погиб под ударами советских танкистов.

Стремительный рейд Богданова смог на время приостановить наступление Манштейна на Харьков, но не остановить его полностью. Фельдмаршал моментально бросил против танкистов две дивизии, заставив их отступить на исходные рубежи. Одновременно с этим был назначен генеральный штурм Харькова, но тут в кровопролитную борьбу вмешалась матушка-природа. Наступила весенняя распутица, которая перечеркнула все наступательные планы немецкого командования.

Столь страшный для немцев «генерал Грязь» за один день превратил все подступы к Харькову в огромное непролазное болото, где застревали и вязли танки, самоходки, грузовики, машины и всевозможные повозки. Полевые аэродромы в один момент прекратили свое существование. Ни один самолет не мог взлететь с раскисшего поля, а покинувшие борта грузовиков и бронетранспортеров солдаты дружно месили жидкую массу снега и земли, ругая на чем свет стоит всех и вся.

Узнав о том, что распутица сорвала наступление на Харьков, фюрер устроил фельдмаршалу форменный разнос, громко негодуя, что нерасторопные генералы в очередной раз украли у него победу. Манштейн стоически переносил незаслуженные упреки, твердя в свое оправдание, что его войска обязательно возьмут реванш в конце весны.

В противовес «лучшему тактику и стратегу рейха», генерал Рокоссовский оказался в фаворе. Как только стало ясно, что немецкое наступление на Харьков сорвано и активных действий на этом участке фронта в ближайшее время не будет, Сталин вызвал командующего Воронежским фронтом в Москву.