Олег Кожевников - Михаил II: Великий князь. Государь. Император [сборник litres]

Начавшийся дождь, сопровождавшийся сильными порывами ветра, заставил Бекович-Черкасского приумолкнуть и сосредоточиться на ходьбе и удержании рукой своей лохматой папахи. А меня дождь и ветер заставил вспомнить рапорт полковника графа Воронцова-Дашкова, отложившийся в долговременной памяти. Он входил в свиту великого князя Михаила Александровича. Я все еще толком не понимал, что это такое входить в свиту, и для себя вывел, что это такие офицеры для особых поручений. Так вот в своем донесении великому князю полковник граф Воронцов-Дашков, восхищенный отвагой всадников Кабардинского и 2-го Дагестанского конных полков, писал: «С чувством особого удовлетворения должен отметить геройскую работу полков вверенной вашему императорскому высочеству дивизии. Промокшие от проливного дождя, идущего всю ночь, ослабевшие от четырехдневной «уразы», всадники по вязкой от дождя земле стойко и стройно шли вперед под градом пуль, почти не залегая. Трепет обнимал противника, не выдержавшего такого стремительного наступления. Некоторые всадники – дагестанцы, чтобы быстрее наступать, снимали сапоги и босиком бежали в атаку».

Конечно, все эти воспоминания возникли в голове не просто так. Сознание подбирало хоть какие-нибудь факты, которые поддержали бы мою безумную идею – прорыва линии наступления атакующей нас вражеской части и выхода рейдерской группы в тылы противника. Несомненно, для этой войны такой план остановки наступления противника любому мало-мальски грамотному специалисту покажется бредом дилетанта. А Брусилов согласился с ним по одной простой причине – его предложил великий князь, брат императора. Командующий фронта понимал, что мощные атаки австро-германцев обязательно последуют, резервов, чтобы купировать неизбежные прорывы линии обороны, нет, а значит, придется отступать. Несомненно, крайним при неудачах на фронте окажется он, Брусилов. А если командующий фронта сможет сослаться на то, что на таком методе обороны настоял великий князь Михаил Александрович, то гнев императора, вполне вероятно, его обойдет и он останется на своем посту. Брат брату глаз не выклюет, но зато великий князь оттянет гнев Николая II на себя. И он, Брусилов, реально сможет помочь России выдержать это испытание, тем более что после неизбежного отступления страна в очередной раз напряжется, и для Юго-Западного фронта все-таки выделят резервы.

Именно такими мне представлялись мысли Брусилова, когда он не особо противился довольно-таки странному предложению генерал-лейтенанта. Который, можно сказать, подставлял свой корпус под гигантские потери и вполне вероятному бегству его подчиненных с поля брани. Наверняка блестящий стратег Брусилов просчитал, что, пожертвовав корпус, он в конечном итоге сможет остановить наступление австро-германцев.

В общем-то, я тоже думал, что потери в корпусе при таком способе борьбы с атаками противника будут большими, но делать-то было нечего. Нельзя было допустить развала фронта. А безрассудная храбрость всадников Туземной дивизии, впрочем, как и казаков, давала хоть какой-то шанс противостоять широкому наступлению неприятеля. Если цинично рассуждать, то гибель даже всех кавалеристов корпуса будет оправданна, если удастся предотвратить будущие революции и гражданскую войну. Вот я и рассуждал цинично, в случае чего и сам был готов погибнуть, чтобы не допустить будущих многомиллионных жертв. При этом я был уверен, что Кац продолжит дело по недопущению сползания России в клоаку революций.

Конечно, просто так я подставляться не собирался и в общем-то подготовил кое-какие средства для того, чтобы действия корпуса имели шанс на успех. Из разговоров с офицерами, принимавшими участие в боевых действиях, я пришел к выводу, что самое узкое место в боевых частях это связь. Одним из важнейших видов продолжала оставаться так называемая живая связь. Реализацию такой связи осуществляла войсковая конница, а также применявшаяся система офицеров связи, ординарцев и вестовых. К средствам живой связи относилась и военно-голубиная почта. К началу войны существовали военно-голубиные станции, разделявшиеся на четыре разряда – в зависимости от количества обслуживаемых этой станцией направлений. Когда я узнал про такой анахронизм, то чуть не расхохотался в лицо полковника Петроградского гарнизона, с которым консультировался по поводу применяемых в войсках средств связи. А еще он мне рассказал, что ключевое значение имели телеграф и радиотелеграф (беспроводной телеграф). Наряду с аппаратом Бодо применялся аппарат Юза – с оригинальной клавиатурой (похожей на клавиши рояля), а также аппарат Морзе (наиболее широко известный из пишущих телеграфных аппаратов). Вот эти системы были ближе мне, как человеку из XXI века. Я и начал узнавать, какие системы связи самые компактные и легко перевозимые. Не аппарат же Юза (похожий на рояль) перевозить на автомобиле спецгруппы. После упорных поисков и обращения в Главное управление почт и телеграфов мне удалось раздобыть семь портативных искровых радиостанций РОБТиТ образца 1914 года. Я их перебрал, немного доработал, и теперь в «Форде» спецгруппы находилось семь пускай и допотопных, но все-таки радиостанций. Такая станция обеспечивала связь в телеграфном режиме в радиусе ста пятидесяти верст. Для моих задач этого было достаточно. Особой квалификации для работы на такой радиостанции не требовалось. Любой телеграфист легко справился бы с таким аппаратом. Об обслуживающем персонале я тоже позаботился, договорился с Клембовским, что штаб фронта пришлет в Житомир десять человек, прошедших обучение в телеграфной школе.

Эти радиостанции и подвигли меня разработать такой необычный способ борьбы с вражеским контрнаступлением. Идея была проста – рассредоточить грузовики с установленными на них радиостанциями по самым проблемным местам фронта, чтобы в случае атаки противника информация об этом тут же поступала в штаб. При этом не просто факт начала контратаки австро-германцев, а информация о силе и направлении этого удара. Для сбора такой информации и проведения тщательной разведки я собирался направить с каждой радиостанцией не менее сотни своих кавалеристов. Когда в штабе получат нужную информацию, к месту прорыва выступает кавалерийский полк с задачей – фланговым ударом проколоть линию наступления противника и уйти в его тылы. А уже там начинать настоящую партизанскую войну. Я предполагал, что после того как в тылах у неприятеля начнут буйствовать мои джигиты, то даже самое подготовленное наступление противника захлебнется. А если нет, то можно повторить наскок. У немцев и австрийцев проблемы с резервами тоже имеются, и солдаты не менее, чем русские, устали от войны. Но у них нет таких отчаянных рубак, как казаки или всадники Туземной дивизии. Бойцов, которые даже без надзора командиров готовы вести бой до конца. У джигитов, исходя из воспоминаний Михаила Александровича, отсутствует такое понятие, как страх, или мечты о будущей мирной, бюргерской жизни. Вот эти черты характера казаков и всадников давали надежду, что мой дилетантский в военном отношении замысел может в этих условиях и сработать.