Алексей Шутеев - Красная комната

Попросив выйти двух охранников из комнаты допроса, Николай Алексеевич сел перед связанным выродком, запалил сигарету и проникновенно посмотрел в хищные больные чёрные глаза.

– Ну здравствуй, дружок, – ненавистно сказал следователь, сдерживая желание разорвать на куски демона, живущего в столь безобразном теле.

Глава

VIII

– Как ваши раны, товарищ майор? – глядя на торчащие погоны из-под плаща, спросил маньяк.

– Зажили. Женщин то ты резать научился, а мужиков нет. Ну что ж, давай начнём.

– Ваша воля, начальничек.

Волков достал из дипломата толстую папку с делом и свой дневник. Он делал всё это не спеша, смакуя свой триумф над смертью и выродком напротив себя. Стальная ручка сделала несколько записей на чистом листе.

– Ловко вы меня поймали. Хотя тут не ваша заслуга, это я вам отдался. Если б не я, вы бы так и продолжали находить тела, – улыбаясь продолжил преступник.

– Чего ж это ты тогда сделал такой широкий жест? Надоело?

– Напротив, в убийстве есть своя романтика. Просто я получил то, чего хотел. Взял столько, сколько мне было нужно.

– С чего ты решил, что имеешь право распоряжаться чужими жизнями?

– Ну, права у меня нет, зато есть возможность! Я вершитель судеб! – улыбнулся пойманный.

– Насчёт мании величия не ошиблись… – сказал майор и достал карточку убийцы. – Гробовский Леонид Александрович. Фамилию вы выбрали интересную, прежняя же не такая красивая, да? Пуговкин. В школе, наверное, над тобой изрядно подшучивали.

– Какая разница, что было в школе? – с едва заметной злобой спросил убийца.

– Как же? Нужно же разбираться, почему ты начал убивать всех направо и налево?

– Ничего уже не нужно. Стреляйте и дело с концом. Я своё уже получил.

– Что же ты получил?

– Известность. Обо мне заговорили, меня боялись, это было приятно, товарищ следователь, – надменно улыбнулся Гробовский.

– Разве нельзя было выбрать другой путь к известности? Музыка, поэзия, наука…

– А не было у меня другого выбора! Дети вроде меня редко прорываются в эти сферы!

– Ну, некоторые же пробились, не так ли?

– У них был незаурядный талант, а что же до меня, я никогда ничем не отличался от остальных.

– Остальные не вытворяют такое со слабыми. Подобное вытворяют только нелюди, силёнок которых хватает только на убийство тех, кто гораздо слабее.

Убийца начал ёрзать и смотреть в разные стороны. Связанные за стулом руки тряслись, а пальцы на них вели себя так, будто они играют на фортепиано.

– Родился ты без отца. Мама одна воспитывала. Угу… – принялся читать личное дело следователь. – Ах вот оно что, олигофрения средней тяжести. Значит, появился на свет ты у нас «особенным». Гражданка Пуговкина призналась в чрезмерном употреблении алкогольных напитков во время внутриутробного развития плода.

– Хватит! – задёргался на стуле обвиняемый.

– Значит, судьба у тебя была нелёгкая. Рос ты со слабоумием, но мама тебя выходила. Потом ты у нас попал в спец класс для детей со слабым развитием. Что ж, там ты демонстрировал неплохие показатели среди остальных, судя по выпискам врача. В твоём случае поставили утешительные прогнозы, надо же…

– А чего это вы удивляетесь, а, товарищ майор?! Я выгляжу каким-то уродом?

– Почему же, у тебя почти нет каких-то следов болезни. Наверное, в младенчестве и дошкольном возрасте они стали пропадать. Что же с тобой было дальше, Пуговкин? – продолжил читать следователь, перелистнув страницу.

– Она меня унижала и била! И в школе тоже! – признался допрашиваемый.

Гробовский вызывал только жалость. Его потерянные глаза набирались слезами на фоне краснеющих белков. Его память воспроизводила неведомые никому отрывки, вспоминая которые он зажмуривал глаза.

– Такое происходит часто, в школе дети слишком жестоки, но почему тебя била мать?

– Она считала меня проклятием! Как только она меня видела, она вспоминала об отце, который от неё ушёл, как только она забеременела мной! Видимо, мама думала, что, избивая меня, она наносит удары и ему.

– Если бы я не знал, кто ты, то я бы даже тебе посочувствовал, – сказал Волков.

– Не надо мне сочувствовать! Я не хочу больше давать показания, лучше расстреляйте!

– В итоге ты успешно закончил спецшколу. Попытался поступить в институт, но показал очень слабые знания. Хотя, всё-таки ты смог отучиться на слесаря. Значит, моторика у тебя тоже восстановилась?

Убийца молчал и ненавистно смотрел своими чёрными глазами на Николая Алексеевича. Ему казалось, что следователь вместо допроса занимается сплошным унижением и надсмехается над его бедной судьбой.

– По-прежнему ты жил с матерью. Не был женат, подрабатывал на заводе. Теперь я знаю, что ты вырос с неизлечимой психической болезнью, которую смог частично победить. Многие в твоей ситуации так не выкарабкиваются. Если бы ты ценил хотя бы это, то может быть и не думал о своей «ничтожности», как ты говорил.

– Я и был ничтожен! Я хотел, чтобы меня узнавали, не считали меня отсталым, чтобы моя мать не косилась на меня всю жизнь, а начала бы мною гордиться!

– Так убийствами ты не только загубил свои мечты, но и свою жизнь. Ты ведь это понимал?

– Это был мой последний шанс!

– Тогда чего ты не залёг на дно? Вот убил ты четверых девушек. О тебе заговорили, причём очень активно. Разве это не поощрило твоё эго?

– Пять!

– Чего пять? Мы не нашли один труп?

– Нет, я хотел убить пять… пятерых!

– Не уж то ты хотел погубить ту красотку, которая шла две недели назад по Юго-Западному лесопарку?

– Да, она мне понравилась, я хотел её…

– Изнасиловать, да? Последние жертвы были тобой жестоко изувечены. Ты над ними надругался. Понравилось?

Убийца облизнулся, понервничал и выкрикнул:

– Да! И я в этом готов признаться! Мне понравилось! Всю свою жизнь я мечтал о любви, поглядывал на девочек, потом с возрастом на женщин, но они все от меня отворачивались. Я видел в их глазах отвращение и жалость!

– С чего ты решил, что так бы смотрела на тебя каждая? Выходит, так ты оправдываешь свои изнасилования?

– Я ничего не оправдываю. Я сделал плохие поступки. Убивал я только ради славы, а насиловал, потому что… – преступник замялся и вновь оборвал предложение.

– Потому что тебе очень понравилось, – дополнил ответ Пуговкина майор. Тогда чего же ты не напал на неё тогда?

– Она выронила пистолет, а я боюсь пистолетов! Она же меня могла убить!

– Ах вот оно что. Я так и думал, что тебя это спугнёт, но я совершенно не понимаю, почему ты тогда решил убить меня? Я не похож на красотку.

– Видишь ли, начальник, когда начинаешь убивать и тебе это нравится, желание продолжать растёт с каждым днём. Это желание перебарывает даже страх быть пойманным. Каждый день в твоей голове возрастает желание увидеть смерть ещё одной женщины. Сначала ты боишься, думаешь о том, что тебя поймают, просыпаешься каждую ночь в холодном поту от кошмара, в котором тебя приговаривают к расстрелу, но в итоге желание убийства и насилия берёт верх и ты идёшь…