Алексей Петров - Старая крепость

Однако, далеко не все пребывали в таком состоянии, как я. Пулемётчик из первого отделения, обер-гефрайтер Иоахим Ройс, хотя и не носил прозвище «Викинг», но в данной ситуации повёл себя абсолютно хладнокровно. Оценив ситуацию, он рывком выставил пулемёт на широкий подоконник и стал прицельно садить короткими очередями по красноармейцам, отсекая их от солдат вермахта. Звук его MG как будто встряхнул нас и заставил вспомнить, что мы всё-таки солдаты, причём вооруженные. Слева и справа захлопали винтовки, заработал ещё один наш пулемёт. Мне со своим пистолетом и идейными убеждениями тут делать было нечего, поэтому я просто смотрел на происходящее. Стреляли многие: даже рядовой Грубер. Иоганн довольно-таки шустро приладил к плечу винтовку, на мгновение выглянул в оконный проём и выстрелил в направлении бегущих русских. Спрятавшись и перезарядив оружие, он выстрелил ещё раз. Вот уж от кого не ожидал такого поведения, – так это от Грубера. Вроде бы увалень и тугодум, а в бою не растерялся.

Тем временем, обстановка во дворе поменялась. Часть немцев, по-прежнему, бежала к нам, в церковь, а часть повернула назад, к Тереспольским воротам. Некоторые забегали внутрь кольцевой казармы, пытаясь укрыться от яростной контратаки русских. Количество немецких солдат, мчащихся в нашу сторону, неуклонно уменьшалось. Из окон церкви палили уже, кажется, все. Отсечь русских, наконец, удалось: они уже больше не преследовали убегающих. От этого, правда, было не сильно легче, – красноармейцы залегли и стали стрелять в ответ. Огонь их был не точным, но звук пролетающих и откалывающих куски кирпича пуль нас здорово нервировал. До церкви добежали немногие, – всего человек восемь. Среди них оказались и мои старые знакомые: Беккер и Бауман. Они обессилено привалились к стене, как только перемахнули через оконные проёмы, и теперь дышали, будто загнанные лошади, жадно хватая ртами воздух.

– Боже! – задыхаясь, просипел Бауман, – никогда в жизни так быстро не бегал! Русские свиньи!

– Проклятые русские! – тяжело отдуваясь, вторил ему Беккер, – Азиатские варвары!

Тем временем, поняв бесперспективность дальнейшей перестрелки на открытой местности с хорошо укрывшимся в церкви противником, красноармейцы отступили в кольцевую казарму.

Внезапно, у Тереспольских тоже началась стрельба. Сдаётся мне, что до поленниц добежали остатки третьей штурмовой группы, а четвёртая отсекает преследующих их красноармейцев. По крайней мере, у ворот солируют только наши MG. Неожиданно, в перестрелку вступил русский пулемёт Максима, поддержанный несколькими винтовками. Он бил длинными очередями и с непонятной лёгкостью заткнул MG. Буквально полминуты, – и стрельба прекратилась. Интересно, – что там произошло? Отсюда не видно, а связи с группой у Тереспольских у нас нет. Впрочем, пока ясно одно: судя по всему, обратно уже не пройти, – гарнизон оправился от шока после внезапного артобстрела и начинает оказывать сопротивление.

В зале появились лейтенант Майер и обер-фельдфебель Рауш, которому я сразу же доложил обстановку в подвалах и передал просьбу Винсхайма о подкреплении. Взводный согласился и высказал мысль, что одного отделения будет мало. Тут Майер неожиданно проявил инициативу, предложив в качестве усиления взять своих сапёров, на что Рауш охотно согласился. На том и порешили. Пока лейтенант собирал личный состав, мы со стрелками отправились вниз, к Винсхайму.

Прогресса в осмотре подвалов ожидаемо не было. Курт решил не рисковать и не соваться вчетвером в темноту подземелья, даже имея Отто с винтовкой, приспособленной им для стрельбы из-за угла. Зато, как я понимаю, всё это время наш командир отделения изливал свои чувства рядовому Рюдигеру. Вряд ли Отто услышал что-то новое, но вид имел виноватый и раскаявшийся. Кстати, винтовку он не погнул, а просто оторвал ей кольцевую мушку. Коротко обменялись новостями: мы рассказали про стрельбу наверху, нам поведали о тишине в подвалах. Похоже, что здесь никого нет, но это не точно. Сейчас проверим.

Подошёл лейтенант Майер со своими сапёрами, в отсеке сразу стало тесно. Распределили направления: нам досталось центральное. Гранаты договорились не использовать, во избежание накрытия своих. Тут же оказалось, что народу для предстоящего мероприятия очень уж много: вполне хватило бы на каждый проход по две пары солдат плюс группа огневой поддержки за спиной. Кое-как распределились и пошли. Винсхайм пустил вперёд Рюдигера с фонарём, как приманку. Остальные двигались сзади в темноте, в готовности отомстить за Отто. Мы прошли весь подвал, но никого не обнаружили. Зато ознакомились с подземной архитектурой. Центральный проход состоял из пяти больших отсеков. Первые два решили использовать как временное укрытие для солдат при возможных артобстрелах или бомбардировках. Боковые коридоры образуют с одной стороны глухую стену, а с другой, – небольшие, похожие на тюремные камеры, изолированные отсеки. Большинство помещений пусты, и не имеют ни дверей, ни решёток. Только в одном из них мы нашли полный набор различных транспарантов с лозунгами типа «Да здравствует Революция!» и «Вся власть – советам!» Эх, даже сердце защемило от ностальгии. Помню, как ходил с отцом в детстве на демонстрации: народу много, колышутся транспаранты и красные знамёна, все весёлые, ощущается единение масс… Это потом уже узнал, что веселье разливается на троих, а выход в свой выходной на демонстрацию, – добровольно-принудительный, под зоркими очами начальства. И, тем не менее…

Пленных, а их набралось целых 12 человек, загнали в один из маленьких отсеков правого бокового коридора, заперли и выставили часового из сапёров. Ну, вроде бы всё, можно и передохнуть. Только я об этом подумал, – в подвал врывается Студент:

– Парни, тревога! Рауш вызывает! Через несколько минут начнётся атака второй волны батальона: гауптман Пракса выходил на связь по рации. Просит поддержать его огнём.

Вот и передохнули. Выбегаем в зал, там уже распоряжается взводный. Завидев нас, Рауш говорит:

– Все к окнам! Лерман, давайте наверх, Штубе покажет куда! Поставишь там пулемёт!

Йенс кивает и мы бежим за Студентом на хоры, точнее, – в будку киномеханика. Показав позицию, Герхард убегает вниз.

Небольшая комнатка с сорванной с петель дверью. На столе, по центру, стоит кинопроектор, на стеллажах, – жестяные коробки с плёнкой. Валяются простенькие, тушью от руки написанные афиши. Читаю: «Руслан и Людмила», «Цирк», «Случай на полустанке». Отодвинув в сторону стол с проектором, выглядываю в небольшое окошко, – так и есть, внизу зрительный зал, у окон которого занимают сейчас позиции стрелки нашей группы. На противоположной стороне комнаты располагается одно огромное окно, почти от пола и до самого потолка. Хрустя сапогами по битому стеклу, Викинг с Эмилем срывают с карниза тяжёлую красную портьеру, закрывающую обзор. Поддавшись усилиям, она, наконец, падает на пол, поднимая целое облако пыли.