Мария Мартенс - В прошедшем времени

С нами периодически занималась Людмила Петровна. Ей было далеко за семьдесят, но благодаря живому уму и любознательности ей удалось не только сохранить ясную голову, но и периодически выбивать дурь из нас, терпеливо обучая хирургическому ремеслу. Она не была нашим непосредственным куратором, но довольно часто находила для нас время, потому что уже лет двадцать не оперировала ‒ болели суставы.

Перейдя на «тренерскую» деятельность с самой что ни на есть практики, она была своеобразной местной легендой, и редкий доктор, оказавшийся по делам на нашей кафедре, проходил мимо ее кабинета. Все заглядывали, ища глазами Людмилу Петровну, обнимались с ней, передавали подарки и приветы, рассказывали о родных и однокурсниках, показывали животы и рентгеновские снимки – в общем, представляли ей на обозрение целые куски своей жизни, словно боясь, что она пропустит что-нибудь. Она умудрялась помнить всех, всем была рада, и ей действительно было интересно все, что они рассказывали. Болящих она лично водила по коридорам, записывала на рентген и УЗИ и даже иногда громко и остроумно отчитывала за нерадивость так, что окружающие покатывались со смеху. Но не обижался никто, и никогда не иссякал поток желающих увидеться с ней.

Быстро прикипели к ней и мы. Во-первых, она прекрасно понимала, что мы ни черта не знаем, и потому рассказывала все с самого начала, обращаясь то к анатомии, то к нормальной физиологии ‒ и тогда уж точно становилось понятно. Во-вторых, у нее наготове всегда была целая куча примеров из ее практики, и она охотно ими делилась. А в-третьих, мы знали ее еще со студенчества, ведь она вела «кружок», то есть студенческое научное общество по хирургии, где в свободное время иногда, кроме хирургии, рассказывала нам об искусстве, скульптуре и живописи. Свою просветительскую деятельность она мотивировала тем, что врач, по ее мнению, должен быть образованным человеком.

Вот и теперь, проведя с нами семинар по грыжам, она закончила его цитатой из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова. Большая часть из нас (включая меня) книгу, честно сказать, не читала, но мы посмотрели обе старые экранизации и потому знали, о чем идет речь.

Семинар закончился, народ потихоньку собирался. Мы занимались сегодня не в кабинете, а в лекционном зале.

– Саша, хирургию любишь? – весело спросила Людмила Петровна. Я кивнул, не сразу поняв, в чем дело.

– Бери кодоскоп! Надо на кафедру отнести.

Я выключил из розетки кодоскоп, обнял его двумя руками и крепко прижал к себе. Теперь мне предстояло спуститься на два этажа вниз, не глядя под ноги, и доставить это чудо техники в кабинет Людмилы Петровны, так как лаборантская уже была закрыта. Я медленно, но, как мне казалось, ловко переступал ногами, пытаясь на ощупь определить, где первая ступенька лестничного пролета, а Людмила Петровна открывала мне двери. У нее в руках была лохматая стопка схем и рентгеновских снимков, которые она нам показывала. Наконец, она открыла дверь кабинета, и я с облегчением водрузил прибор на стол.

– Саша, ты почему хромаешь? – вдруг строго спросила Людмила Петровна, и я вздрогнул. – Падал на коленку?

Я растерянно объяснил, что да, падал около двух месяцев назад, а она почему-то до сих пор болит. Колено действительно болело ‒ не то чтобы сильно, но при ходьбе ощущалось. Я и сам хотел подойти к кому-нибудь проконсультироваться, да все забывал. На работе было не до этого.

– Завтра же сделай снимок, подойдешь в рентгенкабинет, скажешь, что интерн, они тебя примут. А потом со снимком ко мне.

– Спасибо, обязательно сделаю.

Я задумался, когда лучше прийти – в полдевятого линейка, а потом операции. Ладно, придумаю что-нибудь…

У меня возникло странное чувство, что этот разговор я уже где-то слышал. И пока я вспоминал, кто и когда мог мне такое сказать, взгляд мой упал на старые черно-белые фотографии, висевшие над столом. На одной из них на крылечке моей больницы сидели Кузьмич, Валентина Ильинична и… доктор Люда. Сомнений быть не могло – это были они. И Люду я тоже узнал, хотя видел в общей сложности минут двадцать. Она здесь была в летнем сарафане, без халата. Похоже, после моего отъезда распогодилось.

– Людмила Петровна! ‒ я вдруг закашлялся. – А что это за фотография? Где это?

Она подошла к столу, всмотрелась и улыбнулась.

– Это я в сельской больнице, в пятьдесят втором, ездила на три месяца в ординатуре работать врачом общей практики. А это со мной персонал – фельдшер, акушерка, санитарка. Мы ведь там должны были всех лечить – и детей, и взрослых. Такой опыт! Но, конечно, и страшно было тоже. Это я для книги фотографии отбираю, будет что-то вроде воспоминаний.

– Аа… ‒ я улыбнулся. – Ничего себе. Это же здорово. А можно будет книгу Вашу почитать?

– Конечно, как только выйдет.

– Спасибо. А Вы расскажете нам про Вашу работу врачом в деревне? Когда-нибудь, как время будет?

Она снова улыбнулась.

– Расскажу, если интересно. Напомните мне только.

– Обязательно. Вам что-то еще помочь?

– Спасибо, дальше сама управлюсь. Не затягивай со снимком, Саш. Завтра же сделай и подходи. Если надо – к травматологам сходим.

– Ага, спасибо еще раз. До завтра, Людмила Петровна.

– До завтра.

Я вышел на лестницу. Смеркалось.

Да уж, вот это встреча! Она меня, конечно, не могла узнать – прошло столько лет, и тому доктору, что встречал ее в деревне, должно быть сейчас за семьдесят, как и ей. А с учетом ее профессии, когда перед глазами проходит такое количество народу, любое лицо может показаться ей знакомым, и она легко найдет этому объяснение – учился, лечился, защищал диссертацию…

А вот я мог бы ее узнать – если бы мне пришло в голову, что такое может быть. Я обещал не искать тех людей, с которыми общался в прошлом, но совершенно упустил из виду, что они могут встретиться мне случайно. Конечно, прошло полвека. Другая прическа, другой возраст и статус. Но характер, манера держаться, открытость, отзывчивость, любознательность, легкость в общении! И глаза остались прежние – серо-голубые, цепкие и внимательные. Я должен был догадаться.

Прошло пятьдесят с лишним лет, и серьезная девушка Люда стала профессором кафедры хирургии – ничего удивительного, если вдуматься. Она и должна была им стать. Нам все-таки довелось пообщаться! И я был прав – ей есть что рассказать.

Интересно, а кем стану я? Где я буду через столько лет? Вспомнит ли кто-то обо мне столько лет спустя? Может быть, и со мной рядом сейчас есть кто-то из будущего, и нам еще предстоит встреча – через много лет? Не угадать…

А дальше время понеслось как бешеное. Месяцы и годы, как сорванные листки календаря, сливались в единый поток, мелькали и исчезали безвозвратно. История забылась, улеглась в мозгу наряду с другими яркими воспоминаниями юности. Теперь было много других впечатлений.