Александр Курзанцев - Жрон

Глухая ярость, копившаяся всё это время, требовала выхода, и я спросил, зло ощерившись:

— Рита, а ты место, где он похоронен, знаешь?

Та кивнула.

— Да, Амос рассказывал.

— Отлично, — поднявшись, с хрустом размял пальцы. — Тогда мне нужна лопата.

Дождавшись глубокой ночи, мы аппарировали на кладбище. Найдя нужное надгробие и, поплевав на ладони, я с хеканьем вонзил штыковку в не успевшую окончательно слежаться землю, принявшись остервенело копать. Мне это нужно было, заикнувшуюся было журналистку сделать это с помощью палочки, я молча отодвинул в сторону. Чтобы хоть как-то, физическим трудом заглушить то сосущее чувство в душе.

А что хотел я? А хотел я сжечь ненавистное мне существо, пусть даже и труп, и развеять по ветру, хотя бы.

Пусть глупое, пусть иррациональное желание, но мне казалось, что станет легче, должно было стать.

Из могилы я вылез через полтора часа. Устало бросив подле вывороченного памятника лопату, присел рядом с Ритой. Руки, измазанные в земле и глине, гудели. Вздохнув, я посмотрел на звёзды, потом снова опустил взгляд в слабо подсвечиваемую Луной яму. Сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Да, дела…

А Скитер с каким-то даже удивлением взглянув на окончательно опустевшую сигаретную пачку, смяла её в руке. Посмотрев туда же, куда и я, со вздохом со мной согласилась:

— И не говори.

Не сговариваясь, мы поднялись и, подобрав лопату, устало пошли к выходу. Могила Седрика Диггори была пуста.

Проснулся я на удивление отдохнувшим. Приподнявшись на кровати, увидел уже знакомую обстановку ритиной спальни. Сама хозяйка квартиры была тоже здесь, она, замотавшись в одеяло, продолжала крепко спать. Нахмурившись, я осмотрел свои руки, затем, не найдя на них следов интенсивных земляных работ, начал вспоминать что же всё-таки было.

Так и не придя к окончательному выводу, принялся расталкивать соседку по кровати.

— М-м, зай, — сонным голосом пробормотала та. — Ну дай ещё поспать.

— Не-не-не, — принялся я её тормошить с удвоенной силой. — Вставай, у меня тут важный вопрос.

Пробурчав что-то нелицеприятное в мой адрес, она, продолжая кутаться в одеяло, сползла с кровати и поплелась в ванную.

Вскоре послышался шум воды, и буквально через пять минут посвежевшая и переодевшаяся женщина (я даже сам слегка был шокирован такой её оперативностью) уже была готова к диалогу.

— Что вчера было? — задал я вопрос в лоб.

— Тебе за весь день? — её брови иронично взлетели, и я, тут же исправившись, уточнил:

— Ну, так сказать, итоговую часть.

— Мы посмотрели воспоминания Диггори, где он…

— Понятно, — я прервал её, эту тему мне обсуждать было неприятно. — Дальше.

— А дальше ты просто уснул, — пожав плечами, просто сказала она.

— О как, — не удержался я от восклицания и почесал задумчиво затылок. — И всё?

— Ну, ты сел на диван, задумался над чем-то и так вырубился, — начала она вспоминать подробности. — Я тебя ещё когда на кровать тащила, ты сквозь сон вдруг давай говорить что-то про то, что ей же всего двенадцать, ещё руками махал, кое-как тебя утихомирила.

Неужели, все-таки это был сон, подумал я. Действительно, бред, копать могилу лопатой, когда есть палочка. Хотя во сне все казалось вполне логичным.

— Значит могилу Диггори мы не вскрывали? — с сомнением переспросил я. А Скитер вдруг так на меня посмотрела, что я поспешно добавил: — Да сон бредовый приснился. Не обращай внимания.

Всё ещё косясь на меня с подозрением, она качнула головой отрицательно.

— Нет, больше ничего не было.

— Ну и ладно, — нарочито безразлично произнёс я. Однако, вот заронил же этот гадский сон сомнение, теперь уже мне действительно хотелось хотя бы проверить, а лежит ли там тот, кому там лежать следует?

Поднявшись окончательно и приведя себя в порядок, мы позавтракали чем Мерлин послал, а затем я вновь с отвращением уставился на всё также стоящий на столе омут памяти.

Там, насколько я помнил, оставалось ещё пять непросмотренных воспоминаний, относящихся к самым ранним. И их надо было просмотреть. Нам бы пригодилось всё, случайная оговорка, намёк, любая деталь, дающая направление для дальнейших поисков.

Привлёк внимание Скитер, кивнул в сторону омута.

— Пойдёшь?

Та вздохнула.

— И хотела бы не идти, но всё моё журналистское естество восстаёт против такого.

Потом вздохнула ещё горестней, открывая кухонный шкафчик и доставая оттуда новую пачку сигарет, пожаловалась:

— Так я никогда курить не брошу.

— Закуришь тут, — ругнулся я, лезть в эту первостатейную грязь, являющуюся воспоминаниями Седрика, не хотелось категорически. Но короткое и веское — «надо» — всё же перевесило.

В целом, четыре из пяти воспоминаний от предыдущих не отличались. Всё те же, всё там же, всё так же. Не обращая внимания на основное действо, я, отвернувшись, разглядывал антураж, на рефлекторном уровне уже фильтруя звуки.

А вот последнее заметно отличалось и в первую очередь тем, что там не было Гермионы.

— Эксперимент номер семь, — бодро проговорил ломающийся голос Диггори. — Подтверждена высокая восприимчивость домовиков к заклятию Империо и сохранение в них управляющей программы на долговременный период.

Говорил он опять по-русски. Глядя на старающуюся понять что он там излагает Скитер, я признал самому себе, что это большой такой плюс для меня. Доверие доверием, но о кое-каких вещах ей знать не следовало, да и никому не следовало, эти знания должны были умереть со мной.

А Первый продолжал ходить вокруг замершей домовички.

— Тутси, повтори, — сказал он уже по-английский. — Что ты должна делать?

А домовичка заговорила, чуть пискляво:

— Я должна каждую среду после одиннадцати ноль-ноль на седьмом этаже сильно захотеть увидеть хозяина Седрика и войти в появившуюся дверь, после чего ожидать дальнейших указаний.

— Отлично, — Диггори просто светился от радости, когда разглядывал мелкую эльфу.

— А теперь возьми вон ту склянку на столе и выпей, будь добра.

Безмолвно подойдя к столу, Тутси одним движением замахнула бурое содержимое сосуда и вдруг словно поплыла, вытягиваясь вверх и в стороны. Наволочка затрещала под напором резко увеличившегося тела и, лопнув, опала подле ног — я не поверил своим глазам — Гермионы. Абсолютно голой двенадцатилетней Гермионы.

Сигарета выпала из приоткрытого рта журналистки. Круглыми глазами взглянув на меня, она витиевато выругалась. Что ж, я был с ней полностью солидарен. Додуматься до такого, я даже не знал кем надо было бы быть.

— Упс, — глядя на остатки эрзац-одежды домовички, издал растерянный возглас Диггори. — Об этом я не подумал.