Ник Перумов - Александровскiе кадеты: Смута

– Нет, – покачала Вера головой, качнулась сложным калачом свернутая коса. – Была, да. А теперь – нет. Вот когда ты меня спасать пришёл… – она вытерла глаза, последний раз хлюпнула носом. – Ты меня спасаешь, а они стреляют. Даже не думают.

– И что же? – не понял кадет.

– А то, братец мой милый, что вот тогда-то и задумалась я, что нельзя вот так вот – и в пальбу. Если они тут не задумываются, то что ж будет, если какая власть им достанется? Ох, разойдутся!..

Разойдутся, подумал Федор. Уж это-то я точно знаю.

– Душа моя братец, – Вера встала, придерживая угревшегося на коленях котенка, – нам вдвоём придётся.

– Как это «вдвоём»? – не понял бравый кадет.

Вместо ответа Вера одной рукой расстегнула ридикюль.

Протянула Федору.

Внутри вместо неведомых девичьих принадлежностей матово блеснула вороненая сталь.

– «Кольт» тридцать второго калибра, – сухо сообщила сестра. – Сорок пять рублей в оружейном магазине Чижова, что на Литейном, 51. Что так смотришь? Я умею стрелять. Маме об этом знать не обязательно.

Федя, разинув рот, глядел на Веру.

– Что… что ты задумала?

– Раз и навсегда отбить у них охоту лазать по гатчинским подземельям, – усмехнулась сестра.

– Но… как?

– Как? Я к ним вернусь. И всё узнаю.

– Вер… они же… они тебя…

Но сестра только отмахнулась.

– Валериан сделает всё, что я скажу, – она не выдержала, покраснела. – И приведёт на сходку. И я всё узнаю. Клянусь тебе!..

Федор Солонов сглотнул, ладони у него покрылись по́том.

– А… потом?

– Увидишь, – хладнокровно сказала сестра. Аккуратно пересадила котенка на подлокотник кресла, достала «кольт» из ридикюля, передёрнула затвор. Прицелилась куда-то в угол.

Сухо щёлкнуло.

– Я не хуже тебя умею по подземельям лазать.

…И на этом стояла, хоть плачь.

– Ну, хорошо, – сдался наконец Фёдор. – Значит, пойдёшь с этим… Валерианом… (ему очень хотелось сказать – «хлыщом», но сейчас всё-таки не стоило) на сходку. Всё узнаешь про Бешанова. Так?

Вера кивнула.

– Может, в твоего Положинцева стрелял и не он.

– Это ещё почему? Илья Андреевич его узнали…

– Илья Андреевич тяжело ранен, еле выжил. Что ему там в точности привиделось – он и сам уже точно не скажет.

– Да с чего ты взяла-то?

Вера поджала губы, вздохнула, глядя в угол.

– Потому что Бешанов непременно добил бы раненого. Как это у них называется «контрольный выстрел» – я сама от Благоева слышала. Пальнул бы в голову, и всё. Йоська хвалился, что на «эксах» так полицейских приканчивал.

– Ну… – слегка растерялся Федор, – может, оно и так… а, может, и нет…

– Когда не знаешь, что сказать, говори по-французски, – припомнила сестра «Аню в стране чудес». – А если не можешь по-французски, то лучше молчи. Ну, чего ещё тебе?

– Не хочешь больше говорить? – слегка обиделся бравый кадет.

– Всё уже обговорили, обо всём условились, – сухо отрезала сестра. – Сказала – сделаю. Всё!..

– А когда?

– Вот пристал!.. Поговорю с… с этим… Валерианом, – она слегка покраснела, – и дам тебе знать, не сомневайся.

По тому, как она это произнесла, сомневаться и впрямь не приходилось.

– И про Бешанова и про всё остальное. Если они и впрямь господина Положинцева убить решили, чтобы ненароком он их не выдал, то, может, на самом деле готовы действовать.

– Но ты от них ничего про ходы не слышала ведь?

Вера покачала головой, мотнулась толстая коса. С некоторых пор сестра перестала делать модные причёски, чем повергала в отчаяние и маму, и нянюшку.

– Нет, Федя, врать не стану, не слыхала. Но это ничего не значит. Ладно, ступай, а я протелефонирую этому… субъекту.

В корпусе наводили последний глянец перед государевым смотром. Драили, чистили, скоблили, мыли, натирали. После всего случившегося в разгар зимы словно пытались стереть даже саму память об этом. Хотя как её сотрёшь – в парадном вестибюле уже появилась доска чёрного мрамора с высеченными золотыми буквами: имена и чины погибших кадетов с офицерами.

Седьмая рота оказалась брошена на самый тоскливый, по её мнению, участок – натирать мастикой чисто отмытые полы. Точнее, мастикой пол уже намазали, и теперь господа кадеты, пыхтя, шаркали ногами с надетыми на них щётками.

Кто-то – а именно кадет Воротников – пытался кататься сразу на двух щётках, словно на коньках, но получалось плохо.

Многие из седьмой роты с надеждой взирали на Петю Ниткина: а вдруг что-то придумает? Но Петя, красный от усилий, старательно пыхтел вместе с остальными и не торопился ничего придумывать.

Федор вполголоса пересказывал разговор с сестрой; Петя глубокомысленно хмыкал.

– Тут главное, – изрёк он наконец, – что у них с подземельями. Бог с ним, с Йоськой этим – Илья Андреевич, хвала святителям, святителям выжил и поправляется. А вот подземелья… если они и впрямь замыслили в государев дворец проникнуть или вообще всё взорвать… Вот это нам знать надо!

– Легко сказать, – буркнул Федя, старательно шаркая щёткой под выразительным взглядом капитана Коссарта. – Вдруг они ей не поверят?

– Должны, – убеждённо заявил Ниткин. – Особенно, если за неё этот Валериан попросит.

Федор только вздохнул. Как-то всё тревожнее становилось на душе, и он сам не знал, отчего. Петька, конечно, прав – поймают Бешанова, нет ли – не столь важно. А вот государь – совсем другое дело.

Но пока оставалось только шаркать половой щёткой.

Через два дня почта принесла, наряду с розовым конвертиком Лизы Корабельниковой обычный белый, украшенный каллиграфически-чётким почерком m-mlle Веры Солоновой.Разумеется, писала сестра намёками и околичностями, но давала понять, что в ближайшее время отправится на сходку эс-деков. « Возобновленiе знакомства », как она выразилась, с « Monsieur Korabelnikoff », прошло « очень хорошо, и онъ согласился ввести меня въ интересное общество ».

Теперь оставалось только ждать.

Вообще Федору надлежало выкинуть из головы все посторонние мысли и сосредоточиться на подготовке к высочайшему смотру; Две Мишени прямо-таки изводил бравого кадета стрелковыми упражнениями. И, поскольку мысли Федора, увы, витали в областях весьма далеких от корпусного тира, выговоров ему пришлось наслушаться с преизлихом.

Прошла Масленница, настал Великий Пост, а вместе с ним и смотр.

Федор Солонов так ждал теперь белых конвертов старшей сестры, что всё торжественное действо – въезд государева конвоя, молебен, парадный марш на плацу, кадетские достижения – в гимнастике, рукопашном бою и прочем – прошли почти что незамеченными им.

Он смотрел на государя – и не видел. Потому что перед глазами стояли подземелья корпуса, таинственные ходы, уводившие в темноту, ходы, которыми они с Петей так и не прошли.