Сергей Сиверс - Хроники Януса

Один из них, далее, привёл мне пример бунта в Кампании два года назад, где рабы жестоко расправились с господином – и этим доказывал мне, что это как раз произошло из-за незнания их природы. Я же, зная этот случай почти что досконально, возразил, что это было на вилле некоего Гая Фульвиция, сына богатого плебея. Если же называть вещи своими именами, он был ничтожеством, недостойным памяти своего отца. Получив от отца огромное состояние, он его прокутил менее чем за полгода. Деньги развратили его; он погрузился в пучину распутства и, как следствие, боги извратили его разум: он изыскивал все более и более изощрённые развлечений. Будучи римлянином по рождению, он был варваром в душе. Рабы восстали из-за его жестокости. Причиной тому стала казнь семьи раба за намерение к побегу, и остальных двенадцати рабов за то, что, зная об этом, не известили господина. Началось же всё с того, сказал я, что один раб был статен и красив, таков же был и его сын – мальчик одиннадцати лет. Господин отобрал его от отца и матери и развлекался с ним сам и потом давал своим гостям. В конце концов мальчик умер. Но у этого раба был другой сын. Семья раба замыслила побег. Кто-то узнал это и выдал их. Затем были пытки без разбору, и уже после этого произошёл мятеж… Я сказал, что не бывает следствия без причины. После этого кое-кто со мной согласился, но далеко не все. Взгляды как у нас с женой редкость среди римской знати. Но мы с Плинией до сих пор не изменили им, и со времени лишь убеждаемся в их правильности.

Я сказал, что моя супруга полностью разделяла мои взгляды. Но её отношения с новой рабыней превзошли мои ожидания. Я заметил, что Плиния общалась с ней, не подчеркивая свою власть. Сама же нубийка оказалась необыкновенно скромна и с душевными качествами редкими для молодой женщины. Видя, что Плиния так приблизила её, она никогда не позволяла себе возгордиться и хвастать о благоволении госпожи другим рабам, всем своим видом подчеркивая, что лишь одна из них; при этом её речь была неизменно учтивой, а поведение кротким.

Все выше к тому, что я знал множество примеров, когда господа, приближая рабов и поверяя их в свою жизнь, убивали остатки добродетелей, которые те имели, превращая их в жадных и развращённых существ. Плавт хорошо это показал в «Привидении».

Мой дом мне достался от отца, и когда отец умер, я решился на реконструкцию. Я расширил атриум, кое-где сделал перегородки, кое-где сломал стены. Многие украшали стены яркими фресками. Римляне далеко не мастера в этом. Другое дело, когда ты приглашаешь греков или этрусков, которые знают в этом толк; толк в секретах приготовления красок и технику мазка. Такие мастера очень ценились, ибо их роспись была превосходна. Нанять их было весьма дорого, и немногие из знати могли позволить себе это. Те же, кто хотел, но экономил на качестве, пользовались услугами низкопробных ремесленников – особенно разбогатевшие плебеи и вольноотпущенники: они раскрашивали стены немногим лучше, чем внутренности лавок и лупанариев. Мы с Плинией находили это безвкусным. У нас было мало фресок, то есть, почти что не было. Поэтому кто-то, возможно, находил наш дом скучным.

Кто-то, но не мы. Плиния, придумала так, что он по-новому заиграл красками. Она украсила двор и атриум (не говоря про прилегающую землю) редкими цветами и растениями, превратив наш старый дом в царство Флоры, и даже поставила её статую на лужайке. У неё был искусный помощник, Калх (увы, третий год уже как в мире ином), который ей во всём помогал и давал советы как правильно расположить растения, чтобы цвета не наслаивались друг на друга, или как правильно что-то посадить или подрезать.

Плиния искренне получала удовольствие от нового занятия, и уже через три года наш дом расцвёл. Не было ничего более умиротворяющего, чем летним днём сидеть в тени, созерцать цветы и слушать пение птиц.

… Но я ушёл в сторону от рассказа о новой рабыне. Итак, нубийка была поселена в комнату на двоих, предназначенной для служанок. Эта была чистая комната с отоплением, подававшимся через каменные воздуховоды (за такие инженерные изобретения я горжусь земляками), а рядом во дворе была каменная чаша, вода из которой шла из городского акведука – всегда чистая и свежая вода. Новое место было разительным контрастом с её прежней конурой с заплесневелыми стенами и кишащей мышами, где это создание жило.

Я сказал «создание». Я проговорился. Я испытывал к ней симпатию, и ничего не мог с этим поделать. Однако, здесь было и нечто другое – то, что мне подсказывала интуиция, а она подсказывала, что в этой рабыне есть какая-то тайна. Однако всё, что я сказал выше относительно моих ощущений, было лишь дополнением к главному. Главным же было то, что я выкупил её у набатейца только и ради Плинии, так как очень надеялся на её помощь жене. О том, что это будет за помощь, я расскажу потом.

У этой рабыни был особый тип красоты, отличной от Апеннинской, восточной или какой ещё. Вытянутое лицо, широкий лоб и тонкий подбородок. Тонкий правильный нос. Большие широко посаженные тёмно-карие глаза с почти детским выражением, при этом очень проницательные, с длинными ресницами и тонкими длинными бровями. Чуть припухлые губы, под которыми были белоснежные зубы. И черные как смоль густые волосы, которые она укладывала сзади и закалывала на затылке костяной заколкой. По римским или греческим меркам она была худа, и комплекцией, скорее, напоминала египтянку. В теле её не было лишнего жира, талия её была узка, у ней была красивая, правильной формы грудь. Походка её была плавной, осанка и посадка головы просто царственна. Для меня было загадкой почему такой сквалыга как Ахаб не нажился на её продаже торговцам плотскими утехами. Денег вырученных за её одну ему бы хватило с лихвой на пару новых лавок.

Она сама не знала сколько ей лет. Как-то взяв её в город, Плиния зашла в храм Минервы. Там у входа сидела гадалка, которая, по слухам, редко ошибалась. Плиния заплатила ей и попросила сказать кто эта девушка. Нубийка села напротив неё. Они долго смотрели в глаза одна другой. Гадалка сказала, что ей восемнадцать. Она, также, сказала, что Деба была из знатной семьи, но их землю разорили египтяне, а её саму продали в рабство набатейскому купцу.

***

Стоял прекрасный солнечный день. Я сидел в кабинете и перебирал документы и не заметил когда она вошла. В её руке были восковые таблички, иначе церы, в которые я делал заметки.

– Мой господин забыть это в саду, – сказала она. – Госпожа найти это и просить меня передать ему.

Я кивнул. Мой стол был завален свитками.

– Поблагодари госпожу и положи это вот сюда, – сказал я, указав на широкую скамью рядом куда обычно приносили мне еду если я задерживался.