Анастасия Деева - Сеньорита Удача. Игра Случая

Палач подтолкнул заключенного к виселице. У него было всё готово заранее.

Донья София не выдержала, обняла кузину, спрятав лицо у нее на груди.

– Я не могу на это смотреть, не могу! – тихо зарыдала она.

– Молись, молись! – шептала донья Фелисса, зажмуривая глаза. Ей самой было страшно.

Две женщины громко шептали молитву, чтобы не слышать ни хрипов, ни стонов человека, у которого из под ног выбивали опору.

Донья София осмелилась открыть глаза, когда прокурор громко объявил:

– Свершилось!

Тело протестанта уже вынимали из петли. Он был мёртв.

Несколько помощников привязали труп к столбу. Вязанку хвороста облили маслом. Палач поднес факел.

– Помните, добрые католики, – сурово и торжественно произнёс инквизитор. – Ваши души будут гореть в геенне огненной, и вы будете терпеть адские муки целую вечность, если нарушите клятву, данную сегодня. Что же касается души грешника, она очистится в пламени и вознесётся в небеса.

По веткам и прутьям побежал яркий огонёк.

Толпа, не прекращая читать молитвы, смотрела, как вязанка хвороста разгорается всё больше. Огонь, поглощающий тело несчастного, отражался в каждых глазах.

Отец Ксаверий смотрел на костёр и не знал, доволен ли был этой казнью.

Небольшое судно галерного типа, которым управляли крещеные индейцы-гуарани, подошло к берегу недалеко от Санта-Фе. Это произошло на следующий день после того, как посольство Лимы, завершив судебный процесс над еретиком Отвилем, отбыло в Буэнос-Айрес.

Места у вёсел пустовали, и шло судно на парусах со стороны верховья реки. На палубе показался статный мужчина чуть старше тридцати в шерстяном плаще-серапе, украшенным яркими продольными полосами. По виду его можно было бы принять за охотника-гаучо 27 27 Гаучо – социальная группа в Южной Америке, по образу жизни напоминавшая североамериканских ковбоев , но человек этот был не из местных. Из под его соломенной шляпы выбивались светлые, почти выгоревшие до белизны под южноамериканским солнцем волосы.

– Доктора! Ради всего святого позовите доктора! – закричал он к рыбакам, которые сушили сети на берегу. – Отец Бенедикт тяжело ранен дротиками проклятых дикарей!

Напуганные недавней казнью горожане, услышав про раненого священника, со всех ног бросились искать лекаря.

Мужчина, убедившись, что за помощью убежали, склонился над лежащим на палубе иезуитом. Сутана того была окровавлена в нескольких местах, он тяжело и прерывисто дышал. Не смотря на перевязки, ран было слишком много.

– Потерпите, отец Бенедикт. Помощь близка. Мы дошли до Санта-Фе. Осталось немного.

Священнику было совсем плохо. Он потерял много крови, был бледен, его трясло. Заметно было по покрытому испариной лицу, что он страшно мучился. Периодически раненый оглашал палубу почти звериным воем. В минуту, когда боль отступила, он, глядя мутными глазами, произнёс:

– Сын мой… Эстебан… Я везу мощи Святого Томаса… в Сантисима Тринидад… Передай их… в церковь Святого Томаса… Они в каюте… в рундуке…

– Хорошо, падре… – мужчина нахмурился и бросил нетерпеливый взгляд на берег. Там уже собирались зеваки, но доктора, видимо, еще не нашли.

Индейцы все так же неторопливо подводили судно к деревянной пристани.

– Мне нужен священник… исповедаться… – прохрипел отец Бенедикт и снова взвыл от нечеловеческой боли.

Эстебан встал во весь рост и, сложив ладони рупором у рта, закричал людям на берегу:

– Священника сюда! Срочно! Он умирает!

Кто-то припустил в сторону виднеющейся церквушки.

Судно неуклюже ткнулось в деревянный причал.

– Потерпите, святой отец…

Но тот уже бился в предсмертных конвульсиях.

Наконец показались доктор и священник. За ним бежали несколько хорошо одетых горожан, видимо, члены городского совета. Самым первым был местный коррехидор 28 28 Коррехидор – управляющий в испанском поселении. .

Они выстроились в очередь, чтобы по трапу перебраться на борт.

Одного взгляда на раненого иезуита хватило священнику для того, чтобы понять – дело плохо. Он скорбно качнул головой и сделал знак окружающим, чтобы его оставили один на один с умирающим. Доктор повернулся к собравшейся на берегу толпе и развел руками, давая понять, что его помощь уже не нужна.

Люди начали креститься и читать молитвы.

К Эстебану, который стоял у борта, подошли коррехидор и стражник городской тюрьмы Пабло.

– Что произошло? Кто вы, сеньор? – спросил глава городского совета, внимательно глядя на незнакомца.

Мужчина поправил плащ-серапе и вместо ответа указал на воткнутые в деревянные борта индейские дротики.

Пабло и коррехидор взглянули на них, затем на бьющегося в агонии человека. Похоже, тот умирал от «травы». Так прозвали один из самых страшных индейских ядов, которыми пользовались дикие племена для смазывания наконечников стрел и дротиков.

Местные индейцы, живущие по побережьям Параны, давно не имели такого оружия и не осмеливались нападать на белых, опасаясь карательных экспедиций. Но иногда к реке спускались горные племена и те, кто жил в непроходимых лесах, куда колонизаторы ещё не смели сунуться. Он них случалось немало бед.

– Меня зовут Эстебан Корейос, я – рулевой на судне, – сказал мужчина. – Иезуитская миссия из Асунсьона направлялась в Буэнос-Айрес. – он чуть запнулся, словно бы подбирая слова: – Я с этой миссией.

– Но вы не монах… Где… святые отцы?

– Мы подошли слишком близко к берегам… Индейцы… Сейчас вы видите всех, кто остался в живых, – Эстебан широким жестом обвел рукой краснокожих. – Матросы могут подтвердить мои слова.

В это время священник, который занимался раненым, поднялся и громко сказал всем, кто мог его слышать:

– Господь принял его грешную душу.

Все перекрестились. К удивлению Корейоса окружающие дружно опустились на колени и стали молиться. Несколько удивленный всеобщим благочестием, Эстебан последовал общему примеру.

– Отец Бенедикт умер. Что же вы намерены делать дальше? – спросил у рулевого коррехидор чуть позже.

– Я должен выполнить его миссию до конца. Насколько я знаю, в Санта-Фе для него из Кордовы должны были доставить вино, – произнёс Корейос спокойно. – Я намерен забрать его и отвезти по назначению, в Буэнос-Айрес.

Он лгал. Про то, что иезуиты должны были получить в этом городе бочки и увезти их на продажу, на судне секретом не было ни для кого. Эстебан знал, что испанцы не будут разговаривать с индейцами в силу предрассудков. Единственный белый человек, кто остался в живых на галере 29 29 Галера – парусно-гребной корабль, преимущественно военного назначения. В широком смысле употребляется для любых судов подобного типа, в том числе и перевозящих грузы. – это он. Это значило, что переговоры будут вести только с ним.