Мария Лобанова - Между светом и тьмой. Сити

Конечно, она мечтала о жизни, полной приключений, и мечтала служить Родине, но она не думала о будущем, о том, что, возможно, когда-то будет семья и всё «тому подобное», старалась не

думать, ведь всё это представлялось чем-то далёким, чего может даже и не случиться. А теперь, когда такая перспектива замаячила на горизонте, стало страшно оттого, что не приходило совершенно никакого понимания, что же с этим делать? Что сделать для того, чтобы это будущее построилось? Она никогда не сможет стать совершенно свободной от своих профессиональных обязательств: офицер всегда остаётся офицером, тем более – разведчик! А о нём даже не стоило и заикаться! Жизнь Тони похожа на вечный ад с бесконечной кровью, огнём и железом! Причём он по ту сторону черты. Он тот, с кем нельзя ничего построить. Невозможно! Конечно, он может отказаться от всего, от этого преступного мира. При условии, разумеется, что захочет это сделать. Конечно захочет, если любит! Но тут краеугольным камнем становилось слово

«если»…

Могла и она отказаться от всего и быть с ним, потому что любит. Но после этой мысли она явственно ощутила горький и отравленный вкус какой-то страшной потери и разочарования. Она не могла точно сказать, особенно после увещеваний капитана, влюблён ли в неё Тони или это лишь его игра? Более того, ей придётся отказаться от своей мечты и очутиться вместе с ним по другую сторону черты, в мире преступности, и жить в постоянном страхе, в постоянном сожалении о выборе и желании не думать вовсе, потому что когда она будет думать, то ей придётся видеть, в какой грязи она находится и что дальше только мрак…

– Неважно выглядишь, товарищ по оружию! – прервал Машины мысли Семчук, бесшумно прокравшийся в помещение.

Маша вздрогнула и открыла глаза.

– Господи! Что ж так пугать?!

– Что с тобой? Когда я вошёл, на твоём лице было такое выражение, будто ты узнала все тайны мира, но они для нас совсем неутешительны!

– Почти… Никит, я не знаю, как быть? Что делать?

– Извечный русский вопрос! – усмехнулся Семчук. – А ещё

«Кому на Руси жить хорошо?»

– Мы сейчас не «на Руси»! – горько усмехнулась в ответ Маша.

– Верно! – подхватил Семчук.

Капитан не говорил ничего. Маша тоже молчала и смотрела куда-то в даль, которая упиралась, собственно, в ровный угол, созданный соединением стены с потолком.

– Пойми, Машунь, – начал командир. – Так как ты впервые в разведке, я не один и не два раза напомню тебе и буду повторять бесконечно: никогда не доверяйся слепо тем, кого вербуешь! Особенно, если это мафиози, политики и люди из структур. Не важно, из-за чего согласился к тебе примкнуть человек: из-за любви, симпатии, выгоды или ради какой-то светлой прогрессивной идеи, никогда нельзя доверять ему больше, чем на пять баллов из десяти! А лучше и того меньше!

– Надеюсь, мне не суждено всю жизнь торчать в разведке! И меня минует чаша сия! – вымученно улыбнулась девушка.

– Будем надеяться! – вздохнул командир. Он-то понимал всю глупость положения и её последнего восклицания.

– Скажи мне, Семчук, – обратилась девушка, спустя секунд пять молчания. – А ведь на тебя тоже нет подробного досье. И, хоть я знаю тебя уже года два, но ничего о тебе, кроме имени, твоего звания и твоих способностей мне неизвестно!

– Это другое, – спокойно ответствовал командир.

– И ведь даже нет любимого блюда, хобби, там, какого- нибудь…

– Вареники я люблю… и галушки! – улыбнулся капитан. – Животных люблю, – продолжил он. – Птиц особенно. И с детьми возиться люблю. Если б не дар мой, стал бы учителем.

– Ну вот. Теперь я что-то о тебе да знаю! – заулыбалась в ответ

Маша.

– Теперь доверяешь мне? – подтрунивал капитан.

– Всегда доверяла!

Девушка смотрела на своего командира вдохновенным

взглядом. Она с первого дня знакомства испытывала к этому человеку непреодолимое уважение и тягу, как к старшему брату или отцу.

Удивительный, он источал такую бурю жизнерадостности и оптимизма, что за ним хотелось шагать на край света! Наверное, таким и должен быть настоящий лидер, вдохновляющий свою команду!

– Ты, Машунь, главное – сама веру в свет не теряй! – говорил Семчук, а всё кругом было будто в пелене или дымке, будто не настоящее всё, и голос его тоже – будто не отсюда. – Не доверяй тем, кого я тебе назвал, но и никогда не теряй веры… Помни, что мы помогаем людям, и не только людям СВОЕЙ страны! Верь, что делаешь доброе дело и никогда к тьме не иди! А уж если я перейду на сторону тьмы, торжественно разрешаю тебе меня убить! – улыбнулся капитан.

– Торжественно тебе объявляю, что ни на какую тьму ты от нас не перейдёшь! – заявила твёрдо Маша и продолжила смотреть на капитана с восхищением.

– Ну, вот и договорились! – поставил он точку и обнял свою подчинённую, похлопал по спине по-братски и сказал, – Не раскисай! И шагай только вперёд!

Ждать всегда безумно сложно. Ожидание потихоньку выедает тебя изнутри и рискует оставить без сил к действию. Ожидание подвоха со стороны человека, к которому уже привязался душой – тем более. «Не доверять!» – эта директива иссушает мозг и душу. «Не дай Бог быть разведчиком!» – в таком русле думала Мария, потому что никак не могла побороть своё несовместимое со службой разведчика качество – простодушие. Она могла действовать либо прямо, либо никак! Хитрости различного рода давались ей с великим трудом! Сложнее всего было не показать своего волнения самому виновнику, вызывавшему сии чувства. Однако, от взора К2 Машино поведение и смятение не укрылось.

Она лечилась от вредных мыслей работой. Глаза болели от компьютеров и постоянного мелькания на них пикселей. Виновник явился сам. Подошёл он, как тёплый весенний ветер, со спины, и мягко прошелестел своим бархатным душевным голосом: «Может оторвёшься от адской машины на секунду и обратишь на меня

внимание, прекрасная принцесса? Не зря же ты победила всех моих драконов!“ Он был искромётен, игрив и неотразим для неё, как всегда. Краем глаза она отметила на нём джинсовую модно потёртую голубую безрукавку, такого же цвета и потёртости джинсовые брюки, белую футболку, но теперь уже с чёрным черепом („Опять череп? – усмехнулась мысленно девушка. – «Что это? Неистребимый метализм души?») и неизменную серебристую цепь. «А белый ему куда больше к лицу, чем чёрный! Он прямо оттеняет его смуглое лицо, шоколадного цвета глаза, бородку, волосы, бакены и эти тёмно- вишнёвые губы!» – думала Маша, любуясь мужчиной, запавшим ей в душу.

Девушка сняла наушники, положила их на стол возле клавиатуры. Вдруг её отвлёк голос, донёсшийся сбоку. Это говорил Зелим. Говорил он что-то капитану. Что-то по-чеченски и на ухо, потому разобрать всю фразу было нельзя, но она отчётливо расслышала слово «жухарг» – клоун. И это явно было произнесено по отношению к Тони. Семчук что-то ответил ему, тоже на чеченском, но ещё тише, чем говорил Зелим. После чего Зелим выпрямился и гордо, испытующе глянул на К2. Тот ответил ему холодным и колючим взглядом и выдержал взор гордого чеченца.