Павел Бахарь - В западне времени

Деревня насчитывала около пятидесяти домов, через нее проходили две пересекающиеся дороги, мощенные булыжником, почти в каждом дворе был колодец-ж уравль, крыши домов были соломенные, чаще покрытые дранкой, щепой. На одних крышах она была свежей и желтенькой, на других – почерневшей от времен и дождей. Дома деревянные, за исключением каменной мельницы в конце деревни, оттуда возили муку на телегах с деревянными колесами, обитыми железом. На улицах, что привлекло внимание, были почти одни женщины, взрослых мужчин практически не было, были подростки, дети и старики, всю работу выполняли женщины. Вот одна несла два ведра с водой на коромыслах, кто-то косил, кто-то стирал. Дети играли, а подростки помогали по хозяйству, старики сидели на лавках. Во всей этой, казалось бы, позитивной картине ч его-то не хватало, что-то было не так, чувствовалась к акая-то напряженность, недосказанность, веяло грустью и даже страхом.

Завершив наблюдение, Рома и Глеб вошли в деревню. Реакция местных жителей была неоднозначной: дети побросали игрушки и просто исчезли из поля зрения, женщина, которая несла воду, уронила коромысла и ведра с водой, но осталась стоять на месте как вкопанная, старики приросли к своим лавкам – везде повисла безмолвная тишина. Ребята тоже пребывали в безмолвии, они были в недоумении от такой реакции местных, но нашли в себе мужество заговорить первыми:

– Здравствуйте! – выдавил из себя Глеб.

– Дзень добры, хлопцы, – сказал пожилой мужчина и немного привстал с лавки, – вы хто такiя?

– Мы заблудились и вот набрели на вашу деревню. Хотели бы попросить у вас воды и немного еды, если можно, – сказал Глеб.

– Заходзьце ў хату, хлопцы, – сказала бабуля преклонных лет, сидевшая рядом с пожилым мужчиной, – зараз паснедаем.

– Спасибо, – сказал Глеб и вместе с другом зашел в дом.

Парни сели за стол, пожилая женщина поставила две глиняные миски, деревянные кружки-ч арки и кувшин с квасом. Стол был добротный, массивный, из толстых досок из дуба, плотно подогнанных друг к другу, – таких сейчас не делают, только если под заказ. На столе лежала скатерть, вытканная вручную изо льна с вплетенными красными нитками в виде национального орнамента. Убранство в доме, или интерьер, было простым и небогатым, в углу комнаты висела икона, обернутая в похожую вытканную ткань, стены были бревенчатые, ничем не обшитые и не отделанные, на подоконнике стояла керосиновая лампа, а на столике возле печки – еще одна, пол в доме был земляной, без досок, было сыро и даже в зной тянуло прохладой. Несмотря на гостеприимство, в воздухе висела какая-то напряженность и гости чувствовали себя неловко.

– Сынкi, а вы партызаны цi хто? – робко спросил пожилой мужчина, разрядив таким образом обстановку.

Глеб, жадно осушавший кувшин с квасом, чуть не захлебнулся от таких слов, а Рома вообще выстрелил картошкой изо рта и едва не упал со скамейки, но нашел в себе силы ответить: «Да, па… партизаны».

– Хлопцы, а дзе ж вашы стрэльбы, дзе вашае ўзбраенне? – не унимался старик.

– Стары, чаго ты дакапаўся да iх, дай жа iм адпачыць з дарогі, – вступилась бабушка. – Бульба сухаватая трошкi, запiвайце квасам.

Только им не лезла после таких новостей и вопросов ни еда, ни питье. У обоих в головах промелькнул не один десяток мыслей, картинок и пережитых за последние сутки воспоминаний, которые теперь сложились в пазл. Все стало на свои места: и странный человек в лесу, только он никакой не странный, а спасавшийся бегством от врагов, и недоумевающие местные, принявшие их за немецких шпионов или партизан, и, наконец, жирную точку во всем этом поставил отрывной настенный календарь с датой – 9 июня 1943 года. Рома толкнул Глеба в бок и знаком показал, чтобы тот вышел с ним на улицу, они оба поднялись и вышли. На улице люди снова были заняты своими повседневными делами, только дети уже не прятались, а наоборот, толпились возле хаты, где находились путешественники, и заглядывали в окна, а когда те вышли на улицу, то разбежались, как косяк рыб в пруду. Парням было не до них и не до кого.

– Вот это мы попали, Глеб, – начал Рома, – угораздило же нас попасть в самый разгар вой ны, если б кто сказал, что такое возможно, никогда бы не поверил. Может, это все неправда, может, это какая- нибудь реконструкция, знаешь, как рыцарские турниры?

– В се-таки какая причудливая эта субстанция – время, как оно причудливо изгибается, видоизменяется, словно живое, готовое поглотить любого, словно мы попали в вихрь, торнадо времени, этот вихрь закрутил нас и перенес в другой мир. Что ж, получается, существует бесчисленное множество миров с разницей в одну секунду, а может, и еще меньше, хорошо бы научиться управлять временем, можно было бы многое исправить и предотвратить, но увы… Может, ученые найдут способ управления временем, тогда это будет настоящим прорывом, научно- технической революцией, хотя не надо, тогда можно будет использовать эту технологию в преступных целях, – рассуждал Глеб, словно не слышал, что говорил ему Роман.

– В каких, – нарушил монолог Глеба Рома, – приведи примеры.

– Ну вот даже возьмем нашу ситуацию, в которую мы попали, – продолжал свое рассуждение Глеб. – Вот отправили бы, к примеру, целую армию, укомплектованную вооружением и технологиями, заметно превосходящими возможности советской или немецкой армии, встать на ту или иную сторону, понимаешь о чем я? Тогда могла бы быть катастрофа, если хоть на секунду предположить, что выиграла бы вой ну фашистская Германия. Понимаешь всю степень последствий? Мы бы сейчас уже не разговаривали с тобой, нас бы, скорее всего, не было бы.

– Я прекрасно понимаю тебя, Глеб, – согласился с ним Рома.

– Что будем делать? – спросил, Глеб.

– Ничего, что нам еще остается: будем ждать грозу и играть роль партизан. Рассказывать, что мы из будущего, я думаю, не стоит, никто не поймет, – ответил Рома. – Ты прав, Ром, не надо ничего никому говорить, пошли в дом и надо вести себя более естественно, чтобы не казаться странными, – сказал Глеб, и с этим пошли к дому.

Они вошли в хату, сели за стол и мгновенно доели свое угощение, чем вызвали улыбку на лице старушки. Она долго смотрела на них, рассматривала, но делала это ненавязчиво, а как-то по-доброму, с улыбкой. Ее глаза, которые многое повидали на своем веку, были полны мудрости, но почему-то грустные, казалось даже, вотвот станут мокрыми от слез.

– Такiя маладыя вы, хлопчыкi, нiчога яшчэ не бачылi, вайна праклятая ўсе адабрала, – сказала старушка и, не сдержав слез, вышла на улицу.

– Гэта жонка мая, разверадзiлi ёй душу, бо ты подобны на майго сына, Ваську, – сказал старик. – Яго вайскоўцы ўсе загiнулi, а Васька выжыў i пайшоў у партызаны, прыходзіў да нас, а потым прапаў, мабыць, забiлi немцы яго…