Олег Таругин - Морпех. Большая земля

– Точно руку не отнимут? – слабым голосом спросил раненый, мазнув по лицу особиста мутным взглядом. – Куда ж мне с одной-то?

– Наверняка, – отрезал тот, быстро переглянувшись с морпехом. – Готово. Давай, Степа, потащили в каюту, поскольку лазарета на этом линкоре, как я подозреваю, конструкцией не предусмотрено. Кстати, слышишь? Кончился бой, похоже, не стреляют больше.

– Кончился, – согласился старший лейтенант, со всей осторожностью – катер по-прежнему прилично болтало, хоть и меньше, чем в начале боя, – поднимая раненого на ноги. – Слышь, браток, а с кем мы только что воевали-то? Я там разглядел один кораблик, навроде нашего, только подлиннее. С этим, что ли?

– С ним, – согласился краснофлотец, обвиснув на плече морпеха и едва перебирая ногами. – Точнее, с ними, две штуки их было, они обычно парами ходят. Немецкий торпедный катер, «шнелльбот» по-ихнему. Серьезный корабль, водоизмещением поболе нашего, потому и на волне устойчивей, и стреляет прицельнее. Они уж не впервой в этих местах засады устраивают. Ждут, когда мы с ранеными возвращаться станем, и нападают неожиданно. Сначала торпеды пускают, затем из скорострелок по палубам лупят, знают, что раненые в основном наверху размещаются. Не ожидали только, сволочи, что сегодня всего три «охотника» обратно пойдут, да еще и с эскортом – думали, как обычно, на сейнера с мотоботами поохотиться. Вот и получили ответочку.

– А до базы далеко?

– Да не, рядом уже, минут сорок ходу. Эти гады потому дальше и не суются, понимают, что еще с милю – и могут береговыми батареями со стороны Туапсе достать. Хоть и не попадут, понятно, ночью-то. Да и днем тоже не попадут, «шнелльботы» эти пошустрее нас по морю идут. Ты там не видал, браток, накрыли их наши?

– Может, и накрыли, кто ж его разберет? – без особой уверенности ответил Алексеев. – У одного на корме точно что-то горело, видать, куда-то попали. А второго я так и не разглядел.

С трудом протиснувшись в кубрик, Степан уложил краснофлотца на узкую койку, по-братски разделив соседнюю с контрразведчиком. Едва коснувшись горизонтальной поверхности, раненый вполне ожидаемо отрубился.

Стянув намокшую недокуртку, морпех зябко поежился, иронично сообщив:

– Ну, хоть помылся, а то пока обещанной тобой баньки дождешься…

– Очень смешно, – буркнул Шохин, ожесточенно оттирая перемазанные кровью руки куском найденной в коридоре ветошки. – Уж сколько лет на фронте, а к крови так и не привык.

– Брезгуешь? – осведомился старлей, привалившись к переборке и устало прикрыв глаза. Ответ товарища его, если начистоту, не особо и интересовал, но не молчать же?

– Да не в этом дело. Просто неприятно. Не противно, нет, а именно неприятно.

– Ну, значит, ты настоящий чекист, – хмыкнул Алексеев, не открывая глаз. – Про горячее сердце, холодную голову и чистые руки еще сам товарищ Дзержинский, помнится, говорил.

– Болтаешь много, – поморщился Сергей, тем не менее усмехнувшись самыми краешками губ. – Когда в базу придем, за языком следи, хорошо? Не нужно лишнего говорить. И вообще не по делу ничего говорить не нужно. Исключительно со мной и наедине.

– Договорились. Слушай, Серега, я вот чего заметил: ты и в анатомии, похоже, неплохо разбираешься – это-то откуда? Вас что, учат подобному?

– Да ну, глупости… – поколебавшись пару секунд, ответил капитан госбезопасности, видимо, решив, что никаких секретов не раскрывает. – Мать анатомию в мединституте преподавала, потому и в доме и книжки соответствующие водились. А я интересовался, понятно дело. Надеялась, врачом стану…

– Но ты избрал иную стезю, – понимающе кивнул Алексеев. – Ясненько. Вот, кстати, когда ты меня пистолетиком пугал, неужели реально стрелять бы стал? Нет, не хочешь – не отвечай, просто любопытно.

На сей раз Шохин задумался всерьез – неожиданный вопрос, похоже, поставил его в тупик:

– Скорее всего, не стал, конечно. Поскольку глупо. На нервах был – уж больно много ты всякого-разного порассказал. Да и куда ты с этой коробки денешься? Разве что и на самом деле за борт смоет. Правда, в этом случае и мне следом сигать придется.

Степан, не сдержавшись, фыркнул:

– Ну, ежели по твоей логике судить, когда я все остальное расскажу, ты меня сразу же пристрелить должен будешь!

– Так, все! – окончательно пришел в себя контрразведчик, покосившись на пребывающего без сознания раненого. – С этой минуты и покуда на сушу не сойдем, больше ни слова!

– Вообще?

– Не юродствуй, прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ну, согласен?

– Да согласен я, согласен. Ну, а поскольку нам еще как минимум с полчаса до этой самой суши морем топать… Короче, спирта хочешь? От нервов, как говорится…

Геленджик, 10 февраля 1943 года

До Геленджика добрались перед самым рассветом, когда на море опустился плотный февральский туман. Сопровождавший переход эсминец догнал катера на подходе к бухте, вход в которую с севера и юга запирался двумя мысами, Тонким и Толстым, но внутрь заходить не стал, оставшись на рейде. Расправиться с обоими «шнелльботами» ему не удалось, но один из них, тот, на корме которого Степан заметил огонь, на дно все-таки отправил. Второй ушел, воспользовавшись преимуществом в скорости. Гоняться за ним никакого смысла не имелось – ни малейших шансов догнать катер, способный выдавать почти сорок узлов, не имелось в принципе. Да и оставить без прикрытия «морских охотников» капитан эсминца, имевший на этот счет не терпящий двоякого толкования приказ, понятное дело, никак не мог.

С прифронтовым (до Новороссийска отсюда меньше сорока километров по прямой) городом-госпиталем, по совместительству являющимся главной базой обеспечения всей Новороссийской группы войск, откуда и уходило большинство морских десантов, Степан познакомиться не успел.

Сначала торчал, выполняя строжайший приказ «даже носа на берег не казать» убежавшего по неотложным делам Шохина, на катере. Не один торчал – вместе с тремя осназовцами, столь выручившими в бою с егерями. Пока дожидался возвращения особиста, успел поближе познакомиться с местной «спецурой», пересидевшей морской переход в одном из носовых кубриков. Старший группы, лейтенант Лапкин, оказался отличным парнем, как и остальные его бойцы. Морпех, понятно, особенно не откровенничал (иди знай, кем там его представил Шохин? Еще сболтнет что-нибудь не соответствующее легенде, потом хлопот не оберешься, да еще и Серегу подставит), но потрепались достаточно душевно. Степан вкратце рассказал про высадку под Южной Озерейкой, прорыв к Мысхако и закончившийся стычкой с горными стрелками разведывательный рейд по немецким тылам. Осназовцы в ответ поделились подробностями «спасательной операции», поведав, как засекли и ликвидировали вражескую засаду, после чего ударили егерям в спину. При этом старлей отлично осознавал, что бойцы задержались на борту отнюдь не из внезапно воспылавшего интереса к внутреннему устройству «малого охотника за подводными лодками проекта «МО-4», а исключительно по его душу. Ненавязчиво присмотреть, так сказать. Но расстались, как принято говорить, друзьями…