Андрей Валентинов - Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы

– Эту железяку? – с наивозможнейшей наивностью поинтересовался Степа.

За дверью помолчали. Затем Гольдин вновь заговорил, но теперь его голос звучал не так уверенно:

– В ваши руки попала опасная вещь, товарищ Косухин. Это так называемый меч Гэсэра. Но на самом деле это не меч. Это опасный предмет…

– Косухин! – прервал его первый голос. – Мы сломаем стену! Вы уже знаете, что это нетрудно…

– Давай! – согласился Степа, чувствуя, враг блефует.

Действительно, стену никто ломать не стал, вместо этого вновь послышался голос Гольдина:

– Товарищ Косухин, повторяю – это недоразумение…

– Ага! – не выдержал Степа. – Точно, чердынь-калуга! Недоразумение! Мертвяков в бой посылаете, псов всяких ненормальных… Да и сами вы, товарищ Гольдин, как здесь оказались?

– Я нахожусь там, где нужно революции и партии. Моя смерть была инсценировкой…

На миг Косухин показалось, что он попросту спятил, но тут перед глазами встала далекая, почти уже забытая Столица, еловые венки у красного гроба, большой портрет с черным крепом, желтое восковое лицо…

– Я буду здесь, – тихо, но решительно заявил он. – Лучше с голоду помру! Сам я в ваш мертвецкий полк не запишусь…

– Обойдемся без твоего согласия, Косухин! – перебил его первый голос. – Ты предатель и негодяй! А твою Берг мы на дне морском сыщем…

«Наташа-то на свободе!» – обрадовался Косухин и почти совершенно успокоился:

– Ага, попробуй! А кто из нас предатель – это пусть товарищ Троцкий да товарищ Ленин рассудят!…

За дверью замолчали. Степа, решив, что враги перешли к осаде, стал устраиваться поудобнее и вдруг услыхал стон. Тело, лежавшее у порога, еле заметно дернулось. Косухин осторожно подошел ближе.

…Мертвые белые глаза стали другими – обычными, человеческими, в них плавала боль.

– Браток… – голос из изуродованной гортани было почти не разобрать. – Браток, где я? У беляков?

– Да, – Степа сглотнул. – Вроде как в плену.

– Ах ты… – стон сменился хрипом. – Помираю, видать! Больно…

По телу вновь пробежала дрожь, ноги дернулись, в горле вновь забулькало.

– Вспомнил! – голос внезапно стал ясным, почти человеческим. – Ты вот что, браток, передай товарищу Киквидзе…

Глаза закатились, тело дернулось и застыло. Степа сидел, сжавшись в комок, боясь даже пошевелиться. Он знал, кто такой товарищ Киквидзе. Легендарный командир 16-й стрелковой был смертельно ранен под Царицыным в январе 19-го, ровно год назад. Тот, кто пришел в себя в подземелье Шекар-Гомпа, числил комдива в живых. Если бы здесь лежал Федя Княжко, он бы, наверное, спросил, взят ли наконец Бугуруслан…

– Сволочи! – прошептал Косухин, пожалев, что едва ли сумеет доложить обо всем в Столице. И это было обиднее всего…

Он думал, что услышит шаги, но голос прозвучал внезапно, как будто говоривший все время простоял за дверью:

– Степан Иванович! У вас нет настроения побеседовать?

Он уже слышал этот голос, совсем недавно уговаривавший их с Наташей сдаться. Слыхал и прежде – на Челкеле, когда «Руководитель Проекта» передавал ему, Косухину, приказ Реввоенсовета. Но теперь Степа понял, что знал этого человека еще раньше. Правда, голос был немного другим, чуть измененным, да и выглядел говоривший совсем иначе…

– Не возражаете? – продолжал голос. – Я войду. Выключите, пожалуйста, фонарь…

– Не-а! – встрепенулся Косухин.

– Степан Иванович, знаете, я не люблю напрягать голос. Придется убедить вас иначе…

В ту же секунду фонарь погас. Степа вскочил с места – кто-то шагнул в камеру. Дверь при этом – Косухин был уверен – и не думала открываться.

– Можете спрятать свой антиквариат, – голос звучал совсем рядом. – Да-да, я о мече, который так напугал здешних товарищей. Архизабавно, правда? Я не стал их переубеждать – из педагогических соображений… Присядьте…

Тон говорившего был настолько властным, и, главное, голос показался столь знакомым, что Косухин покорно сел.

– Здешние товарищи воспринимают вас весьма неадекватно, принимают вас за духа-мстителя Шекар-Гомпа. Забавно, весьма забавно…

Похоже, это слово очень нравилось говорившему. Степа между тем лихорадочно вспоминал, где он уже слышал этот голос, но память отказывала, словно кто-то поставил невидимую заслонку.

– …И даже полезно. В руках тех, кто здесь служит, имеется огромная сила. Вы послужите неплохой острасткой – чтоб не зазнавались. Но сами вы, надеюсь, не считаете себя духом?

Степа решил было не отвечать на провокационный вопрос, но не сдержался:

– А че? Все лучше, чем мертвяком ходячим из этого, чердынь, легендарного! Или собачкой вашей…

– Собачки не понравились? – неизвестный хмыкнул, но тут же голос стал суровым и жестким. – Товарищ Косухин, как вы считаете, кто главный враг нашей Революции?

– Мировой капитал, – отбарабанил Степа, даже не сообразив, что время для политбеседы выбрано не самое подходящее.

– Нет… Подумайте. Самое время.

Насчет последнего Косухин не поверил, но все же задумался:

– Ну, это… Мы, стало быть, враги всего прежнего порядка жизни…

– Да…

Слово прозвучало настолько весомо и тяжело, что Степа испуганно замолчал.

– Ни меня, ни вас не устраивает прежний порядок жизни. А что было и есть его основой, Степан Иванович? Что мы должны сокрушить прежде всего?

К своему немалому удивлению, Косухин и впрямь заинтересовался:

– Ну, страх, наверное. Люди боятся – голода, начальства… Ну, эта, безработицы…

– Верно. А что лежит в основе любого страха? Чего боятся люди больше всего?

– Смерти… – негромко проговорил Степа, и ему стало не по себе от этой простой мысли, – смерти…

– Да. Смерть – основа всего существующего порядка. Смерть – вот что мешает и будет мешать людям. Именно смерть – наш враг. Мы не говорим это на митингах, но не будет никакой победы, никакого великого будущего, если мы не уничтожим смерть…

Косухин помотал головой, соображая.

– Так ведь… Партия и собирается… Больницы там, здравоохранение…

Послышался смех – злой и оттого очень обидный.

– А чего? – взъярился Степа. – К попам, что ль, обращаться? Они-то вечную жизнь и обещают, чердынь-калуга!

Вновь смех, на этот раз вполне добродушный:

– Степан Иванович, ваша атеистическая девственность просто прелестна! Вы хоть Библию читали? Вспомните! Смерть – не результат чумы или «испанки». Люди получили ее вместе с проклятием. Был такой достаточно известный эпизод…

– Да не морочьте голову!..

Степа чувствовал – его не просто морочат. От него чего-то хотят, чего-то очень серьезного. Недаром этот, со знакомым голосом, так распелся!

– Вы еще вспомните про сад, как его?

– Эдемский, – охотно подсказал голос.

– Во-во, чердынь-калуга! Эдемский… Адам, Ева и этот… архангел с мечом в зубах… Вы мне лучше про Венцлава расскажите!