Андрей Валентинов - Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы

Он выжидательно поглядел на Степу. Тот кивнул – быть белым поручиком уже успело надоесть.

– Я действительно капитан Арцеулов. А вот господин Косухин…

– Косухин Степан Иванович, – бодро продолжил Степа. – Красный командир, представитель Сиббюро ЦК РКП(б) по Иркутской губернии. Большевик…

Последнее слово он произнес неуверенно. Все-таки Николай Константинович был явным интеллигентом. Но Ингвар лишь улыбнулся:

– Очень приятно! Знаете, в первый раз встречаю настоящего большевика. Смута застала меня уже за границей. Могу лишь выразить некоторое удивление таким бело-красным десантом на Индостане.

Арцеулов хмыкнул и тут же посерьезнел. Предстояло вновь, в очередной раз пересказать их странную историю. На этот раз он решил говорить обо всем.

…Художник слушал, не прерывая, лишь время от времени что-то черкал в большом блокноте. Сначала рассказывал капитан, но затем включился Косухин, которому в первый раз захотелось поведать о своих злоключениях в Шекар-Гомпе. Ингвар отложил блокнот, большие кисти сжали трость, губы искривила невеселая гримаса.

– Шекар-Гомп, – проговорил он, когда выговорившийся Степа умолк. – Страж Раны… Об этом монастыре ходили слухи, самые разные. Говорили, что Цронцангамбо и его монахи убиты разбойниками… Неудивительно, что мистер Фиц-Рой так вами заинтересовался. Вы ему ничего не рассказывали?

Капитан в двух словах пояснил, что именно они сообщили англичанину.

– Да, об этом лучше молчать. Я бы вам советовал, господин Косухин, не возвращаться в РСФСР. Едва ли о вас забудут так быстро…

Степа не отреагировал на подобное провокационное заявление. Прятаться по всяким Индиям да Франциям не собирался.

– Я должен подумать, – сказал наконец художник. – Единственное, что я вспомнил – это предание о рубине «Голова Слона». Вы пересказали его верно. Могу лишь добавить, что я слыхал о настоятеле Шекар-Гомпа Цонхаве. Именно Цонхава убедил далай-ламу не трогать «Голову Слона» и навеки оставить ее замурованной в подземелье монастыря. Правда, тот Цонхава жил в XVII веке…

Арцеулов и Степа переглянулись.

– Ну, а с вами так… Я договорился, что вы можете покинуть Морадабад и переехать в Дели…

Ростислав и Косухин вновь переглянулись, но на этот раз весьма удовлетворенно.

– …Под мое честное слово. Там будет не так скучно. Госпожа Берг и мистер Валюженич будут связываться с вами через меня – по моему делийскому адресу. Посмотрите Дели – вы ведь там еще не бывали?

– Да где уж нам! – согласился Косухин. – Спасибо, Николай Константинович, эта… выручили!

– Пока еще нет, – покачал головой художник. – Меня очень просили помочь местным властям в деле с поклонниками Кали. Хотя, признаться, не представляю чем. Тут скорее нужен Пинкертон, чем специалист по культам.

Степа не удержался и вновь попросил художника рассказать о загадочной богине Кали. Тот покачал головой:

– После всего, что вам довелось пережить, молодой человек, сия история не произведет на вас особого впечатления. Кали – жена бога Шивы. Выглядит достаточно зловеще: черная, о четырех руках, в каждой – то нож, то отрубленная голова, вокруг шеи – ожерелье из черепов…

– Страшилки! – пренебрежительно заметил реалист Степа.

– Страшилки, конечно. К сожалению, с этой абсолютно вымышленной дамой связаны вполне реальные злодеяния…

– Я что-то читал, – перебил капитан. – Поклонники Кали – туги, кажется. Они организовали ритуальные убийства…

– Да. От их рук погибли, судя по всему, сотни тысяч индусов. Может, и больше – жертвы исчезали, и находили их редко. Англичане борются с этим злом уже больше века, причем довольно успешно. Но в последние годы среди поклонников Кали распространяется слух, что приближается Ночь Брахмы…

Сообразив, что его собеседники не столь знакомы с индийской мифологией, Ингвар пояснил:

– У индусов есть свое учение о конце света, довольно своеобразное. Он у них наступает после долгой эпохи – кальпы. Сама эпоха – это День Брахмы, а безвременье, которое следует за нею – Ночь. Подсчеты велись издавна, и могу с явным оптимизмом констатировать, что ближайший конец света не близок…

Степа ухмыльнулся. Поповским россказням он не верил. Арцеулов же слушал с немалым интересом – среди его довоенных знакомых немало говорилось об индийских тайнах, о необычных открытиях госпожи Блаватской и о Свете, который придет с Востока.

– Недавно среди поклонников Кали пошли слухи, будто подсчеты неверны, и ближайшая Ночь Брахмы настанет не через энное количество тысяч лет, как ожидалось, а буквально на днях. И это будет не просто очередная смена Дня и Ночи, а так называемая Махапралая – Великое Уничтожение мира. Будто его предвестники уже действуют на Тибете, в Непале и, между прочим, у нас в России. В этой связи поминают и Шекар-Гомп – он ведь считался именно Стражем… Ну-с, а богиня Кали как раз и обязана по долгу своей службы готовить мир к гибели – окутывать тьмой, наводить ужас и так далее. А значит, и господа туги активизировались… Все это я уже поведал господину Джоунзу, но сей достойный представитель британской короны желает моей конкретной помощи. А вот тут я, как говориться, пас…

– А чего ему надо? – удивился Степа. – Он же, чердынь-калуга, полицейский, пусть и ловит этих… тугов.

– Он их ловит. Как раз вчера задержал одного весьма подозрительного типа, судя по всему, руководителя всех тугов делийской провинции. Этакого местного Распутина. Если бы он признался…

– Ну, это не проблема! – неожиданно для самого себя заметил Арцеулов.

– Точно, – поддержал его Степа. – Будь я на фронте, чердынь-калуга!

– Господа, господа! – покачал головой художник. – Вы к счастью, не на фронте. Здесь британские законы, презумпция невиновности и «Habeas Corpus Act». Вы можете лишь вежливо допрашивать мерзавца, даже зная, что он лично убил во славу Кали несколько сот человек…

– Во гад! – бурно отреагировал Косухин.

– Если желаете, завтра я попрошу лейтенанта продемонстрировать вам этого господина. Зовут его Рам Сингх. Полюбуетесь, хотя ничего приятного не обещаю…

На прощанье Ингвар подарил Степе и Арцеулову их портреты, вернее, небольшие карандашные наброски, которые успел сделать во время разговора. Рука у художника была твердой и точной – Арцеулов лишь покачал головой, а горячий Степа был в полном восторге, втайне мечтая лишь о том, что сможет в ближайшее время показать портрет брату, товарищам по партизанскому отряду – и Наташе.

Наутро посыльный вызвал Арцеулова и Степу в участок, где намечался допрос задержанного. Ростислав шел без особой охоты – убийц в этой жизни он уже успел навидаться. Степе тоже было противно, но он испытывал странное любопытство. Слова Ингвара о Распутине его задели, и Косухин ожидал увидеть нечто грозное и страшное, непременно с огромной черной бородищей и горящими глазами.