Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы

Он поглядел в сторону спящего фольклориста и усмехнулся:

– Господин Чжао собрал целую библиотеку о Пачанге. А на самом деле все куда проще. Пачанг был одним из местных княжеств, погибших в ходе очередной драчки. В дальнейшем память о нем поддерживала сепаратистов, не желавших подчиняться Лхасе. А подробности следует поискать в местной библиотеке, а заодно осмотреть окрестности…

– И все? – Косухин был несколько разочарован.

– В общем-то, все. За последние века о Пачанге писали много, появились чуть ли не целые путеводители, есть подробное изображение золотой мандалы, биографии его правителей, и конечно, инструкции для тех, кто желает попасть туда.

– Трудно попасть?

– По сравнению с нашим путешествием – не очень, – покачал головой археолог. – Обычный набор правил для ортодоксального буддиста. Правда, в самых поздних текстах, уже в XIX веке, вместо долгого самосовершенствования предлагался набор заклинаний. Впрочем, можно поступить еще проще – взглянуть в зеркало…

– Волшебное? – улыбнулся Чиф.

– Йе! Конечно. Во дворце правителя Пачанга якобы до сих пор существует каменное зеркало – единственная святыня, оставшаяся от исчезнувшего города. Зеркало, конечно, волшебное, вроде как у Диснея. «Белоснежку и семь гномов» смотрел?

– Нет. Это новый фильм? – Дисней почему-то заинтересовал Чифа больше, чем тибетские легенды.

– Оу, ты бы видел! Цветной, на два часа, мои племянники смотрели его раз десять. Там волшебное зеркало тоже играет не последнюю роль… А что до Пачанга, то рассказывают так: обыкновенный человек, то есть грешник, увидит лишь гладкий камень, монах или человек праведный сможет разглядеть собственное изображение и, увидев себя, стать мудрее. Избранные сумеют взглянуть сквозь камень и разглядеть истинный Пачанг – небесный. А пройти сквозь зеркало смогут лишь маги и, естественно, духи…

– Я в ужасе, коллега, от подобной интерпретации!

Голос исходил из недр мохнатой шубы. Господин Чжао не спеша высвободил нос, затем появилась и вся физиономия – невыспавшаяся и недовольная.

– Мало того, что вы не даете мне спать!.. Это еще полбеды, но то, как вы говорите о Пачанге…

По-английски господин Чжао изъяснялся превосходно, с чистым оксфордским произношением. На языке Шекспира его слова звучали еще более язвительно.

– Не могу одобрить моих непросвещенных земляков, именующих европейцев «заморскими чертями». Однако вы, господин Валюженич, умудрились заслужить прозвище еще более неприличное. В присутствии молодого человека не решусь повторить…

Археолог несколько смутился и стал смотреть куда-то в сторону.

– В археологии я мало разбираюсь, но предпочитаю доверять таким специалистам, как лорд Рамзей и, между прочим, ваш собственный батюшка…

– Ну, вы преувеличиваете, господин Чжао, – неуверенно возразил Валюженич. – Лорд Рамзей крайний консерватор. Весь шум из-за каких-то неувязок с документацией…

– Сотрудники Шанхайского музея древностей несколько иного мнения. После ваших так называемых раскопок храмового комплекса…

– Вы что-то хотели сказать о Пачанге? – поспешил уточнить дядя Тэд.

– Да, о Пачанге. Вы упомянули господина Диснея и его жуткие суррогаты. Ваш рассказ как раз годится как сценарий для очередного голливудского опуса. Легенды о Пачанге – сложнейший комплекс древних мифов, собранный и отредактированный оппозиционными сектами калачакры. И эти легенды выросли не из фактов средневековой тибетской истории, а из давних народных представлений об идеальном царстве…

– Мифологическая школа, как же! – не выдержал Валюженич. – Будда никогда не жил, Христос – это обожествленная звезда Сириус…

– Умолкаю, – развел руками фольклорист. – Вести дискуссию на подобном уровне считаю совершенно невозможным. Однако, господин Валюженич, вы изволили допустить фактическую ошибку. Рассказ о зеркале Пачанга – не легенда. Это поэма, литературное произведение!..

– И какая разница?

– Такая же, как между подлинными сказками и фильмами господина Диснея!

– Расскажите, господин Чжао, – попросил Чиф.

– Увольте, господин Хо!.. – скривился тот. – Впрочем, чтобы вы и в самом деле не воспринимали нашу историю по Диснею… Поэма написана в XVII веке. По некоторым данным, ее автор был монахом, причем явным еретиком. Поэма называется «Смятение праведного». Речь там идет о монахе-аскете, который посвятил всю свою жизнь тому, чтобы попасть в Пачанг. Когда он отправился в путешествие, в дороге к нему присоединился некий путник, с виду совсем не праведник…

Ученый задумался:

– Описание путешествия – своеобразная аллегория, очень тонкая, полная литературных и мифологических ассоциаций. Но не будем об этом… Так или иначе, они прибыли в Пачанг и стали перед зеркалом. Монах увидел, как каменная поверхность становится прозрачной. За нею показался небесный город. Он пытался шагнуть сквозь зеркало, но безуспешно. Тогда его спутник, тот самый, не похожий на праведника, без всякого труда преодолел преграду. Естественно, монах огорчился, даже обиделся и вопросил Небо. Ему был дан ответ…

Господин Чжао вновь умолк. В наступившей тишине Чифу показалось, что он слышит далекий глухой гул, будто где-то на краю неба, началась гроза.

– Монах узнал, что его спутник – не человек, а дух-цха, неприкаянный мертвец. Оказывается, в Пачанге не ждут праведных монахов, там нужны духи, чтобы создать войско, которое сможет защитить город…

– Но почему? – такого финала Чиф не ожидал.

– Есть разные объяснения, – пожал плечами фольклорист. – Смысл их в том, что поэма отразила кризис традиционных представлений о царстве справедливости. Даже Пачангу нужна армия злых духов. Кстати, в это же время на Тибете записывают ряд весьма неортодоксальных сказаний, например о братьях Лха…

– Господин Чжао, а почему вы думаете, что древний Пачанг не существовал? Ведь город мог действительно погибнуть из-за какого-то набега…

– А мудрый правитель заранее эвакуировал население, из-за чего и возникла легенда, – кивнул господин Чжао. – В свое время в Александрии греческие ученые пришли к выводу, что олимпийские боги – это древние цари. Простое объяснение – не обязательно самое верное. Пока же легенда о небесном Пачанге – всего лишь миф. Может, господин Валюженич сумеет доказать обратное, но, надеюсь, без своих особых методов…

– А что – мои методы? – обиженно проговорил Тэд. – Между прочим, вас, господин Чжао, помнится тоже окрестили не особо…

– Слоном в этнографической лавке, – брезгливо уточнил ученый. – Мои догматики-коллеги, ни разу не бывавшие даже в пригородах Шанхая…

– А кого-то коллеги-догматики обвинили в фальсификации… – невозмутимо продолжал Валюженич.