Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы

В ближайшем киоске Чиф купил в киоске свежую «Правду». В свое время его весьма шокировало столь претенциозное название. Отец пытался объяснять ему особенности пропаганды среди отсталого пролетариата, рассказывал про своего давнего знакомого Николая Ивановича Бухарина, этой «Правдой» руководившего, но его старания пропали даром: Чиф заранее ощущал антипатию к столь самодовольной газете. Однако теперь чтение «Правды» стало необходимостью, хотя бы потому, что все остальные газеты этой страны можно было вообще не открывать – писали они абсолютно то же самое, только еще беспомощнее.

Итак, какова ныне в здешних местах «Правда»? Чиф бегло просмотрел передовую статью с броским заголовком «Навстречу славному юбилею» и спрятал газету в карман пальто. Интересно, как бы смотрелся в «Правде» репортаж об их забастовке? Наверняка что-нибудь вроде: «Бунт буржуйских сынков». Здесь, в бывшей России, называвшейся ныне непроизносимым именем «СССР», шутить не любили. Молодежь выступала на собраниях, заявляла в НКВД на своих родителей и учила немецкий – язык вероятного противника.

Родина предков оставалась чужой. Чиф заставлял себя вспоминать, что здесь есть тысячи и тысячи, ради которых он и прибыл сюда, но помогало мало. Тут не было друзей. Даже тот, с которым он совсем недавно разговаривал, почему-то испугался и по сути не ответил ни на один его вопрос, лишь написал на бумажке номер телефона и время, когда следовало позвонить. Может, боялся, что их подслушивают? Но сколько же требовалось средств и сил, чтобы организовать прослушивание частных квартир! Да и зачем? Чиф вспомнил уроки политологии в старших классах, рассуждения учителей о сущности тоталитарного государства и невольно поежился. Тогда это казалось сказкой, скучной и нереальной – три основные группировки руководства, бюрократическая пирамида, постоянная сменяемость кадров, система, державшая в напряжении эти самые кадры… На экзамене никому не хотелось отвечать на подобный билет. Увы, теперь приходилось вспоминать все читанное и слышанное. Итак, три группировки… Прежде всего, партийная бюрократия, обескровленная последней волной репрессий. Затем военные – их позиции тоже ослабели после процесса Тухачевского. И наконец, система, державшая всю пирамиду в напряжении – НКВД и НКГБ. Машина простая, мощная и самовоспроизводящаяся… И – люди. Как сказал здешний лидер – «винтики и колесики». Те самые люди, к которым Чиф и его товарищи и прибыли, хотя никто их не приглашал, не ждал и едва ли был рад.

Дойдя до улицы Горького, Чиф прошел пару кварталов, пробираясь сквозь шумную толпу, и нырнул в метро. Метро – это единственное, что нравилось ему в Столице. В Сент-Алексе такого не было. Ни к чему – весь город можно пройти за полчаса, почти у каждого имелся велосипед или мотоцикл, а в последние годы завод, которым руководил Железный Генри, исправно снабжал всех желающих электромобилями. Но Чиф все равно испытывал зависть, попадая на движущуюся ленту эскалатора. Смущали лишь нелепые статуи на станциях – темные, жуткие, похожие на первобытных идолов…

Выйдя на конечной, Чиф нерешительно взглянул в сторону остановившегося поблизости трамвая, но так и не решился нырнуть в людской водоворот. Толпа его пугала. Там, где он вырос, люди почти никогда не собирались беспорядочной кучей, разве что на стадионе, после очередного футбольного или бейсбольного матча. Чиф посмотрел на часы, прикидывая, за сколько он доберется, и тут же заметил, как один из прохожих бросил на него недоуменный взгляд. Чиф мысленно выругал себя: здесь, в Столице, таких часов не носили. Давно надо было купить местные, но он никак не мог привыкнуть к нелепому допотопному циферблату и необходимости каждое утро заводить тикающий механизм. Часы, новенькие, с миниатюрной электрической батарейкой, подарил ему отец как раз перед тем как Чиф написал заявление на имя Президента Сэма с просьбой зачислить его в группу «Пространственного Луча».

Итак, он пошел пешком, огибая огромный новый стадион. Стадион был не плох, удивляло лишь то, что принадлежал он местной полиции. Впрочем, к подобным странностям своей исторической родины уже следовало привыкнуть.

Дорога вела сквозь небольшой парк, вдоль пустынных в этот час улочек, где жили рабочие с окрестных заводов, мимо самих заводов, огромных, грязных, с безобразными трубами, мимо брошенных краснокирпичных церквей со сбитыми крестами. Впереди был огромный пустырь, за которым тянулся старый, местами разрушенный забор. За ним когда-то находилась фабрика, но уже несколько лет, как станки были вывезены, деревянные перегородки разобраны, и от прежнего остались лишь холодные мертвые корпуса. Вечерами здесь собиралось окрестное хулиганье, но днем лишь вороны оживляли мертвую тишину брошенного фабричного городка.

Чиф прошелся вдоль забора, оглянулся и уже собрался нырнуть в небольшой пролом, как внезапно услышал негромкие быстрые шаги. Кто-то шел с противоположной стороны – высокий, в старом пальто и надвинутой на глаза кепке.

Секунда – и Чиф был уже за кирпичной стеной. Шаги приблизились, затем на мгновение стихли. В проломе показался молодой человек, рассеяно поглядывающий по сторонам. Чиф облегченно вздохнул.

– Я думал, ты уже дома! – произнес он по-английски, запоздало выругав себя за опасную привычку.

– Ты чего, Чиф, в засаде? – парень усмехнулся и взглянул на часы, точно такие же, на батарейках, с табло вместо циферблата.

– Пошли, Бен!

Тот, кого так назвали, вновь усмехнулся и покачал головой:

– Чуть не влип! Пойдем, после расскажу…

Говорили по-прежнему по-английски. Бен, которого родители звали Сашей, изъяснялся несколько странно, с грассирующим французским «р», зато с накрепко заученным американским акцентом. Чиф неодобрительно покачал головой:

– Бен, мы этак влипнем. Переходи на русский!..

– Ага. О великий, могучий, свободный… Как там дальше?

Последнюю фразу Бен произнес на языке предков, почему-то напирая на букву «о». Чиф поморщился:

– К тому же, если ты решил изображать мастерового, надо бриться лезвиями местного производства.

Бен провел рукой по гладко выбритой щеке.

– Советский пролетарий должен быть слегка выбрит и до синевы пьян. Чиф, слово «мастеровой» здесь не употребляют. Надо говорить «рабочий».

Они, не торопясь, шли по еле заметной тропке, которая вела к одному из фабричных корпусов. Пару раз Чиф оглядывался, но предосторожность была излишней: вокруг было совершенно пусто.

– Ладно, Бен, что у тебя стряслось?

Тот нерешительно почесал кончик длинного породистого носа:

– Да так, затмение… Был на вокзале, присматривался к публике…

– На каком?