Иван Оченков - Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты

Заказали также и оружие. Огнестрела у меня хватало и трофейного, а вот бердыши я стрельцам заказал. Уж больно выигрышно смотрелись большие топоры на фоне протазанов герцогской стражи. У рядовых стрельцов на боку висели палаши – Анисим, как начальный человек, получил шпагу. Конники под началом Аникиты были обмундированы так же, но вооружены как рейтары.

Через две недели состоялся большой герцогский суд. В качестве судей выступали мы трое. То есть я и мои кузены, Иоганн Альбрехт и Фридрих Адольф. Последний довольно долго скрывался от меня, но когда приехали приглашенные мной его мать и брауншвейгцы, появился как ни в чем не бывало. В принципе молодец, умеет держать марку. Мы все такие из себя важные и красивые, в мантиях и коронах, сидели на трех равновеликих креслах. Это важно, что кресла одинаковой высоты: так подчеркивается наше равенство. Сценарий подготовлен заранее, канцлеру и казначею крупно не повезло. Многочисленные жалобщики по очереди подходили и свидетельствовали против них. Взяточничество, казнокрадство и прочее лихоимство. Подсудимые вяло оправдывались. Будь дело только в свидетельствах простолюдинов, да и мелких дворян, – никакого судилища просто не случилось бы. Но главный их проступок в другом, и все это знают. Моей светлости уже три года не выплачивалось содержание, и тут им не отвертеться. То есть они, конечно, с удовольствием возместили бы ущерб сторицей, но не тут-то было. Я представил дело так, что оные прохиндеи обокрали меня бедного по своей инициативе. И таким образом обокрали весь род Никлотичей. Мои кузены, естественно, открестились от своих приближенных и сдали их со всеми потрохами. Так что отвечать придется по полной. Но мне этого мало, надо еще, чтобы весь народ Мекленбурга свято уверовал, что чинуши огребли за издевательство над ним и странствующий принц наказал злодеев, радея о справедливости. Мои же кузены, сдав своих приближенных, покажут свою слабость перед сторонниками и отобьют желание сражаться за их интересы, если возникнет такая необходимость. Такой вот тридцать седьмой год в миниатюре.

Мой тезка, похоже, ни о чем не догадывался, а Фридрих Адольф помалкивал. Наконец приговор утвержден, казнь и полная компенсация имущества в пользу пострадавшего, то есть меня. Но это не конец, я настаивал, что мне положена компенсация за не вовремя полученную ренту в размере сорока восьми тысяч золотых гульденов. Гюстровский герцог только хрюкал от неожиданности, но возражать не смел. На него плохо действовали блестящие бердыши моих стрельцов. Шверинский владыка замечал только, что недостача составила самое большее восемнадцать тысяч.

– Любезный кузен, вам о чем-нибудь говорят такие термины, как пеня, неустойка, упущенная выгода? Очень жаль, если нет. Но перенесенные мною тяготы совершенно определенно говорят мне, что эта сумма будет справедливой.

Возражений у кузенов больше не нашлось. Фридрих, правда, пытался смотреть на мать, но герцогиня София отводила взгляд. Кузены не знали, что я накануне встречался с ней и сумел убедить ее, что ни одного мекленбургского медяка не потрачу на разные глупости. Я показал ей шведские векселя, на которые нанимал и снаряжал своих солдат. Произнес взволнованную речь, посвященную бережливости и разумному ведению дел. До конца, конечно, не убедил, но пока она на моей стороне.

Еще я встречался с камергером фон Радловом и другими дворянами, недовольными правлением моих двоюродных братьев. Надо сказать, я немного перестарался со своим эффектным появлением в Гюстрове и слегка напугал потенциальных сторонников. Пришлось по мере сил успокаивать их.

Единственная, с кем не удалось поговорить заранее, – это моя мать, герцогиня Клара Мария. Она с моим отчимом герцогом Вольфенбютельским Августом приехала лишь накануне. Но я надеялся, что она по-любому будет на моей стороне.

Как и ожидалось, мне удалось полностью настоять на своем.

Тем же вечером за торжественным ужином, где собрался весь местный бомонд, когда мы сидели и натянуто улыбались друг другу, Август Брауншвейгский произнес долгую речь на тему «непоколебимости прав сословий». Я сначала не понял, к чему он клонит, но когда все вопросительно уставились на меня, моя память включилась.

Каждый человек, отучившийся в советской (российской) школе, твердо знает, что сословий в средневековой Европе было три. Духовенство, дворянство и прочие простолюдины. Но в империи, а мы, как ни крути, сейчас в ней, есть еще такая вещь, как имперские сословия, и их шесть! Курфюрсты, имперские князья светские и духовные, целая свора аббатов и приоров, имеющих право голоса в рейхстаге, ничуть не меньшая свора имперских баронов и графов и имперские города. Есть еще имперские рыцари, ну да бог с ними, худосочными. Я, как и мои кузены, ни много ни мало имперский князь. У меня по этому поводу хренова туча прав, но не меньшая туча ограничений. В данном случае интересно то, что один феодал не может сожрать другого. То есть воевать, отжать город (не имеющий статуса имперского), обложить контрибуцией – это пожалуйста, а выпереть из вотчины и наложить на нее лапу – нет! И вот в этот благородный террариум влез я, такой весь из себя красивый, и всем интересно – буду ли я играть по правилам. Причем все более-менее в курсе моих приключений и прекрасно понимают, что у кузенов в этом смысле рыло в пуху, но вот поди ж ты! Если я их выпру или, того хуже, немножко убью, это будет с моей стороны неправильно, а то, что им это почти удалось, так еще доказать надо. И вообще сор из избы выносить нехорошо. Семья – это святое. Мир! Дружба! Жвачка! И сейчас хотят от меня гарантий, что я не стану все здесь ломать через колено, ибо всех все устраивает. И что прикажете делать?

С другой стороны, я чего хотел, добился. Права мои признаны, денежное содержание практически вернул, да еще с процентами. Надо бы его, конечно, пересмотреть в сторону увеличения, но это вопрос технический. Выгнать племянников королевы Кристины – не самое умное деяние, вне зависимости от того, женюсь я на принцессе Катарине или нет.

– Глубокоуважаемый герцог Август! – встал я во весь рост, чтобы меня видели и слышали все присутствующие. – Мои дорогие кузены и не менее уважаемое благородное собрание Мекленбурга! Долгое время находился я вдали от своей родины, не имея из нее вестей и поддержки (да-да, кузены, это вам, не ерзайте). Но именно находясь в разлуке, я понял, как мне дорога эта земля и моя семья, – и так кратенько, минут на двадцать, без подготовки.

Вообще умение красиво говорить в приличном обществе в нынешнее время дорогого стоит. Глядишь, еще пошлют в имперский рейхстаг представителем имперского округа. В ходе речи красочно обрисовав свою любовь к отеческим гробам, я перешел к своей службе у короля Швеции и, как водится, не жалел красок.