Урс Кузнецов - Восхождение

Сказав всё, что он посчитал нужным, Ли Ван уставившись на воина, стоявшего слева от него, и повелел:

– Пусть каждый воин подберёт себе по женщине. Трёх самых красивых приведите сюда, чтобы я сам себе выбрал.

Тот, выслушав, низко поклонился с гнусной улыбкой и тотчас же выбежал выполнять указание.

Потом вожак посмотрел на старосту.

– Ты пойди, предупреди своих охотников, что мои воины устали и не будут тратить силы на уговоры, если кто-то начнёт сопротивляться… хорошо, если просто оглушат! Всё-таки они нужны для подготовки подарков от племени нашему отряду. Глупо убивать полезных людей. Я не хочу, чтобы в следующий раз мы опять недополучили, причитающийся с вас, товар.

Гилири вздохнул, печально, потом, с разгорающимся внутри и прорвавшимся в голос гневом, сказал:

– Бандиты.

Встав, пояснил Гилири:

– Я себя чувствую достаточно удовлетворительно, чтобы навести порядок, станнер* много сил не требует, на лёгкое движение конечной фаланги указательного пальца меня хватит. А вот вести переговоры и отдать суд в руки жителей посёлка придётся тебе, друг мой. Так что одевай опять плащ с капюшоном, и выводи тактические флаер, с тобой вдвоём мы в нём как раз и разместимся. – Матвей не изменил позы стоя, хотя он действительно чувствовал себя значительно лучше. Взрывной, пронизывающей боли при неловких или резких движениях уже не было. Давящая тяжесть в голове и лёгкое подташнивание при нарушении плавности в движении тела или конечностей – оставались. Так что он действительно мог без особых усилий справиться со всей бандой. А вот громко говорить ему был тяжело, сразу резкая боль в затылке и волны давящей боли в висках.

(* станнер – оружие парализующего действия.)

Ирекай вырывался из рук хунхузов, но те легко удерживали его юношеское тело, пока их третий из четвёрки привязывал его к столбу вбитый под бывший стол, сейчас разбитый, кусками на полу дома валяющийся. Четвёртый, самый мелкий из всех, в это время стаскивал с его невесты одежду.

– Да, прибежала ко мне укрыться, – с горечью подумал Ирекай.

Та выворачивалась, как могла, но это, только развлекала остальных бандитов, которые подшучивали над своим «мелким» подельником. Его Весёлая Птичка получила удар в висок и потеряла сознание, а затем, «мелкий» сдёрнул с неё одежду. Увидев высокие груди, красивые бёдра девушки, держащие Ирекая бандиты, прикрикнули на вяжущего к стойке кровати последнюю свободную ногу, поторапливая того. Их голоса потеряли весёлость, стали хриплыми от вожделения. «Мелкий», привязав руки и ноги Весёлой Птички к стойкам кровати, быстро развязывал шнуровку штанов.

– Куда?! – раздался хриплый рык, держащего Ирекая, самого здорового и толстого из ворвавшихся в его дом хунхузов. – Ты, мелочь, будешь последним, тебе и сучки, как мы слышали, подходят, мы, позорится своими малахитовыми копьями, с твоим сучьим истязателем в одной цели не будем.

«Мелкий» запротестовал, голос был гнусавым, но быстро заткнулся, только увидев жест главного ребром ладони у шеи.

Ирекай застонал от ярости, но это только насмешило, закончившего его вязать хунхуза. Тот распрямился, плюнул в лицо Ирекая и добавил словами, что было намного гнуснее:

– Хоть посмотри, как она с мужчиной хороша будет. Ведь больше тебе её не видеть! Такую рабыню мы за хорошую деньгу продадим. Ну, а в походе она нас ещё потешит!

Здоровяк, отпустивший Ирекая, сразу, как его зафиксировали, уже сбросил пояс, развязывал шнурки штанов, стоя около Весёлой птички. Не утерпев, одной рукой ухватил её за высокую, тугую грудь и сжал.

– Ух, хороша!…

И, не окончив сказанного, захрипев, повалился на пол, рядом с ним упал гнусавый «мелкий», который лапал ноги Весёлой Птички. Попадали одновременно и два хунхуза, которые стояли около его, искорёженного верёвками тела.

Затем странные шаги, как будто подкованные сапожки на не высоком человеке и в комнату вошёл действительно небольшой, даже ниже Ирекая, несмотря на капюшон на голове, человек. Лицо человека скрывала темнота прикрывающего капюшона. Но голос был сильным, хотя и говорил он как-то странно, вроде с металлическим горлом.

– Натерпелся, бедняга. Сейчас я тебя освобожу.

Его слова не расходились с делом, протянув руку, укрытую длинным рукавом плаща, из-под края которого показался короткий нож, больше похожий на коготь, по размеру – тигриный, он легко рассёк верёвку вначале на груди и у горла Ирекая, а потом на руках.

– Дальше сам. – Подав ему нож, который он достал из ножен сброшенного пояса на полу. – Этих свяжи и выноси на площадь. Всё, что есть на них, всё снимай, стало твоим.

Сказав, развернулся и ушёл, не торопливо, но чётко и быстро.

Ирекаю, послышалось, что сразу же за дверью он на что-то сел и раздался лёгкий шорох, прекратившийся у следующего дома соседа.

Ирекай подбежал к Весёлой Птичке, смочил в воде полотенце и обтёр ей лицо, грудь, как будто лапа хунхуза запачкала его любимую. Быстро надел рубаху на неё. Когда та вздохнула, открыв глаза, сказал ей:

– Лежи.

Он начал с самого здорового. Содрал с того всю одежду, обувь, всё сбрасывая в одну кучу на полу. Сразу же связав руки и ноги. Подёргал узлы верёвки. Убедился, что крепко и освободиться тот не сможет. Всё равно волновался, заметил за собой, – «а вдруг те очнутся, а я время теряю на раздевание»?

Схватил кусок верёвки и бросился к следующему, который казался ему опасным, который держал его с главным. Быстро связал руки, потом ноги. Услышал шорох, вздрогнул и оглянулся. Выдохнул, его Весёлая Птичка подошла к нему. Взяла кусок верёвки, и сама быстро, целеустремлённо пошла, связывать третьего.

Гилири, стоя впереди, перед старшиной племени, молчал. Он смотрел, как из домов посёлка тащат голые тела хунхузов. Хунхузы ещё час должны были находиться в оцепенении от ударов стазис волнами. На флаере стояла боевая модель станера, поэтому в качестве парализующего воздействия на «цели» можно было не сомневаться.

Он вспоминал, как всё произошло.

В дом старшины посёлка они с Матвеем попали уже в конце операции по приведению к порядку, поэтому главарь банды успел позлодействовать. Когда они подошли, он хрипло, при этом из открытого, слюнявого рта вырывались оскорбительные замечания о девушке, что противоречило тому, с каким наслаждением на лице он насиловал старшую дочь старшины. А вокруг стояли его солдаты, которые держали ещё двух раздетых, испуганно дрожащих молоденьких девушек, которые уже не обращали внимания на руки, которые сжимали их груди, бёдра, ягодицы. Их очередь была следующей, как и нервно переступающего с ноги на ногу солдата, к которому должна перейти использованная главарём красавица. Порядок был строгий и каждый знал свою очередь.