Александр Калмыков - На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь

Нашу немногочисленную артиллерию и минометную батарею Сергей оставил на полянке. Управлять стрельбой должны были два корректировщика, благо что наличие средств связи позволяло.

На западной стороне рощицы, которая оказалась совсем небольшой, сейчас готовили себе позиции пулеметчики и бойцы с винтовками, пришедшие сюда раньше нас. Автоматчики, которых у нас было довольно много, держались в резерве, так как дальность стрельбы у них была не больше двухсот метров.

Распределив своих бойцов, я присоединился к Иванову, рассматривающему в бинокль расположение противника. Станция была совсем крошечной. Всего лишь несколько деревянных строений и стоящий отдельно большой сарай, явно выстроенный недавно, так как доски еще не успели потемнеть. Цепочка людей в порванной советской форме передавала в этот сарай ящики, сгружаемые из стоящего на станции эшелона. Вокруг них ходило десятка два немцев с карабинами и, возможно, столько же находилось в зданиях.

Перед началом атаки комбат отправил один взвод, усиленный пулеметами, через насыпь, чтобы прикрывать нас с северной стороны. Естественно, это не осталось незамеченным, но мы на это и не рассчитывали. Едва только часовые подняли тревогу, как батальон сразу же открыл огонь.

После первых выстрелов немцы торопливо начали выскакивать из всех строений. Как нам и обещали, их оказалось около пятидесяти человек. В принципе, такого количества солдат вполне достаточно для организации прочной обороны. Но повели себя фрицы довольно странно. Вместо того чтобы спрятаться среди домов, солдаты дружно побежали нам навстречу и залегли только метров через двести. Не иначе в вагонах находилось нечто взрывоопасное, и фашисты старались держаться оттуда подальше.

Несмотря на сильнейший пулеметный огонь, косивший ряды фрицев, они и не думали отступать. Но как только раздались хлопки минометных мин и взрывы небольших снарядиков наших сорокапяток, почти все враги, оставшиеся в живых, встали и подняли руки. Человек пять рванули к железной дороге и успели перелезть на другую сторону. Но там их ждало три пулемета, стрелявших вдоль насыпи, так что шансов добежать до ближайших зарослей у них почти не было.

Сергей пока не спешил отдавать команду выходить из рощи. Он внимательно оглядывал окрестности станции, так как там мог спрятаться вражеский пулеметчик. Но вот началось какое-то движение. Присмотревшись, я разглядел в бинокль, что несколько наших пленных солдат подобрали трофейные винтовки и теперь сгоняли немцев в кучу, не забывая при этом собирать брошенное теми оружие.

Убедившись, что опасности нет, комбат послал наших автоматчиков на зачистку местности. Вскоре всех обезоруженных фрицев уложили на землю, а бывших пленных вытащили из закоулков, куда они попрятались во время боя, и собрали на площади. Оглядев собранную толпу численностью человек в восемьдесят, иначе и не назовешь это сборище оборванных и изможденных людей, Иванов поручил мне разобраться с ними, а сам с недовольным видом побежал подсчитывать трофеи и немногочисленных пленных. К хорошему быстро привыкаешь, и то, что еще неделю назад он назвал бы большой удачей, теперь было незначительным успехом.

Пока Стрелин и Свиридов строили освобожденных красноармейцев в какое-то подобие строя, я предвкушал, как пополню свою роту тремя десятками опытных бойцов, причем выберу себе самых лучших. Наконец все построились и рассчитались, а я на секунду задумался, как же к ним обратиться:

– Сводная рота из бывших военнопленных, – наконец осенило меня, – слушай мою команду. Смирно! Командирам выйти из строя.

Человек шесть подошли ко мне. Хотя они и старались держать строевой шаг, но все шестеро прихрамывали или слегка пошатывались. Видимо, пребывание в плену не было похоже на курорт. Офицеров среди них не оказалось, только один старшина и пять человек сержантского состава. Ну ладно, лучше, чем ничего, попробовал я себя утешить, но блиц-опрос сержантов сильно понизил мое настроение. Только два человека служили ранее в боевых частях, о чем сразу можно было догадаться, так как они держали в руках трофейное оружие, подобранное во время боя, а остальные были тыловиками. Еще хуже то, что из двух боевых командиров один носил сразу несколько повязок из покрытой бурыми пятнами материи неизвестного происхождения. Второй хоть и не был перебинтован, но зато весь покрыт ссадинами и сильно прихрамывает. Видимо, перед взятием в плен, ребята действительно сражались до последнего, в отличие от тыловиков, всегда составляющих большую часть пленных.

Не знаю, почему всем попаданцам так везет освобождать из плена красноармейцев и командиров, имеющих боевой опыт. В реальной жизни, в случае окружения, солдаты из боевых частей всегда несли значительные потери убитыми и ранеными. Причем все тяжелораненые добивались немцами или же без медицинской помощи быстро умирали.

После сортировки новых бойцов мое настроение упало еще сильнее. Лишь человек двадцать бывали на передовой, и почти все они легко ранены. Из последних сил удерживая в руках ускользающее счастье в виде заветного пополнения моей роты, я с пылом произнес перед строем речь о том, как мы бьем фашистских гадов и будем бить их дальше. Со снизошедшим на меня вдохновением я описывал толпы бредущих на восток понурых немцев, взятых нами в плен, и горы фашистских трупов, оставленных нашей ротой на своем пути. Живописал все ужасы, которым подвергается население на оккупированных территориях. Призывал отомстить за погибших товарищей. В конце я честно признался, что мобилизация советских войск еще не закончена, и осенью немцы из последних сил предпримут отчаянную попытку наступления на Москву. И только после этого мы уже будем гнать их до самого Берлина.

Когда я попросил выйти добровольцев, желающих служить в нашем доблестном батальоне, почти все вышли вперед. Осталось чуть больше десятка человек, которые и в самом деле выглядели так, что их как можно скорее нужно было везти в госпиталь. Не знаю, что больше подействовало: моя «вдохновенная» речь, желание отомстить за гибель друзей и за все страдания, которые они претерпели в плену, или просто нежелание попасть в лапы энкавэдэшников в фильтрационном лагере, через который должны проходить бывшие военнопленные.

Военфельдшер, командир нашего медвзвода, уже погрузил всех немцев, раненных во время обстрела, в грузовик и в сопровождении санитаров принялся осматривать наших новичков. После выбраковки по состоянию здоровья он разрешил оставить только человек шестьдесят, а остальных потребовал отправить в медсанбат. Ну, и то хлеб.

Разделив бойцов на три неравные группы, я передал две из них, которые поменьше, в распоряжение комбата, а оставшихся распределил по своим взводам. Теперь в роте насчитывалось семьдесят пять человек – примерно половина штатной численности.