Арсений Миронов - Много шума из никогда

— Иное слово реклось, — буркнул Лито и повернулся в профиль. — Кому любо, когда мерином прокличут… Мерин — эво не человек, ано жеребец холощеный. Такое слово в обиду идет.

— Да Сварог с тобой, парниша! — изумился я и, проигнорировав очередное коматозное состояние, переживаемое слепым хиппи всякий раз при упоминании этого табуированного имени, продолжил: — У тебя посторонние шумы в черепе. Продуй ушные отверстия и не злись: никто тебя мерином не обижал. Метаночка и слов-то таких не знает, правда?

Тут я тихонько прикрыл глаза и стал думать о личном, Итак, мы с Лито по-разному слышим Метанку — каждому мерещится что-то свое. Похоже, полуденичка разговаривает с нами не словами, а мыслями — причем эти мысли оформляются в мозгу каждого слушателя на свой собственный лад… Слепой эльф прав: моя подружка — всего лишь наваждение, глюк, цветная голограмма. Однако… я чувствую, что у нее теплая кожа, и что пахнет от нее чем-то кисло-медовым, и золотистые волосы щекотали мои губы, когда она сидела на коленях в столовой… Заводная кукла? Биоробот-телепат? Да хоть китайская летчица — мне-то что?! Главное, чтоб желания исполняла — правильно я мыслю, господа-потомки?

— …давно бы тебе гениталии оборвать, — донесся до меня фрагмент очередного высказывания юной ведьмы. — Вот я скажу Мстиславу, он тебя покарает! Слышь, Славка! — обратилась она непосредственно ко мне. — Я тебя прошу, убей ты этого несчастного импотента, а? Ну просто нету моральных сил наблюдать, как он мучается без женской любви… Прихлопни ты его из сострадания!

Я тяжко покачал головой.

— Не могу. Во-первых, Лито мне друг и партнер. А во-вторых, я по принципиальным соображениям не умею людей убивать: я — пацифист… Графа Толстого читала?

— Ясный пень, читала, — с лету соврала Метанка и тут же спросила, кто такой пацифист. Пришлось объяснить.

— Пацифист — это такой парень… он вовсе не импотент и не трезвенник. Просто у него есть такая модная привычка — он… — тут я слегка замялся, — он…

— Что, драться не умеет, да? Мышцы у него плохо накачаны? — услужливо подсказала Метанка, радостно улыбаясь.

— Ну нет… Он очень здорово дерется! Кого хочешь вгонит в гро… то есть, я хотел сказать: отправит в нокаут. Дело не в этом. Просто пацифист — он… предпочитает заниматься любовью, а не войной!

Что ни говори, иногда я отменно формулирую мысли. Я гордо глянул на ведьму и увидел, что она радостно покраснела — в травянистых глазах расцвело беспредельное счастье.

— Слушай, Славка! — возбужденно и как-то таинственно произнесла она, мягко отведя от лица светлые кудряшки и включив зеленый взгляд на полную мощность. — А давай я тоже буду пацифист!

Она скользнула к моему сену… Воровато оглянувшись на слепого, нахохлившегося в дальнем углу, мягко опустилась передо мной на колени и тихонько провела ладошкой по подолу своего платья, словно оправляя его. Через секунду я снова ощутил касание прохладных пальчиков и фруктовое дыхание у самой щеки — Метанка склонила голову к моему мощному плечу и сонно улыбнулась.

— Я сегодня пацифистка… Зачем нам воевать с этим Рогволодом? Вместо войны есть занятия получше… — сладко прошептали мне в ухо, и я понял, что Лито совсем не прав. Она живая — и даже слишком. Не могу сказать, что моя крыша в тот момент совершенно съехала на затылок [62] Когда «крыша съезжает на затылок», это значит, что слегка помутился рассудок. — С.Т. . Не успела — на помощь пришел аскетичный эльф:

— Не мысли, девка, буди я не чую, что ты там твориши! — мрачно сказал он. — Не трожи Славка — ему синочь потреба воевати, а не парок миловать!

— Да-да, — поспешно сказал я. — Ужасно занят сегодня, милая. Прости… Первым делом — алыберы, а эмоции — потом. Сама понимаешь: бизнес… А тебе пора к Рогволоду.

По стене мелькнула тень — колко блеснули зеленые глаза. Метанка вскочила и отбежала к огромному чердачному окну — обеими руками распахнула тяжелые створки — и замерла, обернувшись.

— Увидимся ночью на ягоднике! — звонко сказала она. — До начала операции прошу не беспокоить. У меня тоже бизнес: к Рогволоду пора! — Легкое тело откинулось чуть назад и через мгновение, качнувшись вниз, исчезло в раскрытом окне.

Мне стало любопытно. Я даже встал на ноги и приблизился к окну. Осторожно высунув голову, оценил Метанкины шансы на выживание. Земля темнела метрах в десяти — что делать, высокий был сарай. Жаль, но ведьма этого не учла.

Многое случалось в моей жизни, но чтоб симпатичная герлочка из-за меня, да с десятиметровой высоты — такое впервые. Вот что любовь делает с русской женщиной… Благородные они все-таки существа, чувствительные. Даже жалко ее, эту ведьмочку.

— Хоронить будем, али пусть так лежит? — поинтересовался я у Лито.

— Дабы схоронить, сперва прибить надоба, — ухмыльнулся Лито. — А она враз уже за Вервятиной дорогой. Шибко летает, стерва. Стрелая, что твой Горлаш.

Поразительно, но трупика девочки внизу не виднелось — очевидно, стало подводить зрение.

— И что, это у нее привычка такая — в окна выходить?

— А что ей буде? Крыльца распахнет — и пошла по ветру. — Слепец отбросил в угол обломки хлыстика и прикрыл глаза. — Поговорки ходят, будя полуденицы в потачек малых обрачаются… Сам не видал, а люди врут…

— Ага, — согласился я. — Метанки превращаются в птичек, марсиане насилуют девушек, снежный человек выходит на тропу войны, а президент у нас — самый всенародно избранный в Галактике. Это бесспорно.

Внизу оформились чьи-то шаги, а вскоре и Гнедан, пыхтя, вскарабкался по лестнице. У него был огромный мешок, а в мешке тяжелое. Судя по всему, внутри были утюги и старые примуса — предметы железные и дребезжащие. Рыжий торжественно уселся на мешок верхом и размазал пот по лбу.

— Вота: будьмо в дело собиратися. Я орудие привлачил, кольчужки да обережки. Разбирай, кому что любо.

Лито с энтузиазмом бросился к мешку и стал рыться там на пару с Гнеданом, вытаскивая разнообразный металлический трэш. Я медленно приблизился и навис над подчиненными, скрестив руки на груди.

— А Травень где? Где мой любимый боевик? Я скучаю по его благородной неаполитанской физиономии.

— Травка поспешно устрался к устью Сольцы — следить за Рогволодом. Како узрит алыбера, пустит к нам Горлаша с берестяным письмом, — обстоятельно изложил Гнедан, между делом отнимая у слепого изящно заостренную железку с костистой ручкой.

— Брось-ка, Лито! Есто мой меч, я его путем знаю! — прикрикнул он, но Лито намертво вцепился в ножны, и между народом завязался конфликт. Рассчитывая прекратить его в зародыше, я воспользовался личным авторитетом и наложил на меч начальственную руку.

— Верни-ко мне. Славка, — обиженно попросил Гнедан. — Я долгое лезво люблю! Тебе такой не с руки вертеть…