Юрий Максименко - Народные Сказы о древней истории Русов

И любилъ ихъ за то народъ вольный,

за ласку ихъ, за хоробрость ту,

да за то, что всехъ защищать обещалися,

что клялися быть людямъ верными,

отцу не перечить, всехъ хранить,

и за то, что братья целовали бляхи,

что на возу отцовскомъ были повешены,

и гремели, звенели, коли кони идутъ,

а то, чтобъ все знали, что царь Огыла едетъ!

И еще целовали бляхи те царевичи,

обещались всякую беду сломить,

да чтобъ народ живалъ счастливо,

чтобъ слезы единой ни по чем не пролилъ,

да чтобъ было отцамъ уваженiе,

матерямъ почитанiе, детямъ храненiе,

да чтобъ старцамъ былъ кусокъ хлеба,

молока крынка, покой к старости,

да чтоб дети кормили ихъ, во всем слухались

и не было бы нигде небреженiя,

ни вдовамъ, ни сиротамъ забвенiя.

Радовался царь Огыла на нихъ,

молилъ Бога, чтобъ росли здравые,

чтобъ николи ихъ беда не тронула

да чтобъ слово свое исполнили,

что давали, бляхи целуючи.

И случилась съ врагами тутъ война лихая,

налетели в ночи, побили многихъ,

и скочили царевичи наконь,

за врагами погнались, отбили полонниковъ,

сами врагов въ полонъ взяли, къ возам пригнали,

и съ того часа стали мужать они,

во всемъ царю покорялися, въ силу вошли,

и всякiй разъ враговъ били въ сече крепкой,

другъ за друга летя, какъ голуби,

другъ дружку храня въ бою лихом,

и какъ соколы враговъ когтили,

боронитися не давали имъ,

а людей своихъ защищали саблюкою,

и рубили сплеча, пополамъ къ седлу

врага злого, незадачного.

Вотъ и стал царь Огыла хворать,

сталъ и силы лишаться опрежнiя,

да хотел воза поднять единожды

одной рукой, какъ опреждева,

да не смогъ и двумя изъ ямы вытягнуть,

и селъ наземь, уплакался,

сталъ речи вести, что не може онъ более жити,

надъ народомъ своимъ царевати,

якъ силы давно лишался той,

а и самъ враговъ бить не могъ больше.

И пришли предъ него два сына-царевича,

и сказали так: «Что плачешь, отецъ,

а разве мы не руки твои?

А разве мы не сила твоя страшенная?

А разве ты не глава наша мудрая,

сединами войны убеленная?

И речешь намо, что делати,

такъ и будемъ то делать тебе!»

И всталъ царь Огыла отъ плача своего,

благословилъ сыновей на царствованье,

и сказалъ имъ, чтобъ любили друг друга,

а самъ до воза полезъ, ногу закинулъ,

чтобъ прилечь отдохнуть, и не могъ уже,

и подняли его царевичи, как перушко,

положили на коврецы бархатные,

обложили кругомъ подушками

и сказали: «Теперь сиди, отец нашъ,

на возу своемъ гремячiемъ,

и прави нами, будь главою нашей,

а мы тебе во всемъ почетъ дадимъ,

во всем тебя, отца, послухаемъ.»

И скоро сталъ слабъ царь Огыла тотъ,

и скоро Богу преставился.

Положили его сыновья на сани богатые,

украсили златом, сребром, цветами,

въ бубны били, людей сзывали на похороны,

на погребенiе великое царское.

И вырыли люди могилу большую,

в земле хоромы сложили изъ дерева,

камнемъ кругомъ обстроили,

положили царя Огылу въ санях,

дали ему коней борзыхъ, чтобъ ехать дале,

на Тотъ Свет, до Наве-Реки,

и, чтобъ было чем платить перевозу,

положили горшки с червонцами,

серебромъ, медью мелкою,

чтобъ всехъ царь Огыла тотъ оплатить могъ,

чтобъ ни в чемъ не нуждался на Томъ Свете.

Положили ему мяса, творогу сухого,

крынку сметаны, муки, зерна, хлеба мешокъ,

и зарыли съ плачем могилу ту,

насыпали на ней курганъ большой

и на немъ посадили дубокъ молодой,

чтобъ хранилъ царя, тень давалъ в лете

да чтобъ гнездились въ немъ птички вешнiе,

да спивали бы царю радостно,

что пора ему вставать тожъ, потягатися,

коли снегъ сойдетъ, трава выйдется

да вырастутъ петушки да барвинок.

А потомъ три дня поминки правили,

за Огылу-Царя пили медъ, квасъ да вино,

и песни передъ курганомъ пели, боролися,

чтобъ еще раз царю Огыле среди нихъ побыть,

чтобъ еще ему съ ними радоваться.

А по техъ трехъ дняхъ Братья сказали:

«Нынче жить надо такъ, чтобъ отецъ нашъ,

на Томъ Свете на насъ глядючи, радовался!»

И еще другъ другу клялись въ верности.

И почали Братья-Цари въ степи жить мирно,

за народъ свой заботиться, о добре его дбатись,

и прожили бы такъ до смерти самой,

да напалъ на нихъ врагъ лютый, людей побилъ,

въ ночи женъ схватилъ, детей потопталъ,

скотину побралъ, стариков избилъ,

и огня ихнего вытопталъ, погасилъ навекъ.

Собирались Братья въ степи съ народомъ,

а считали, сколько всех, и высчитали,

что осталась ихъ ровно половина.

И рекши Бровкъ всемъ людямъ своимъ:

«Буде вамъ теперь плакаться, жалиться!

А берите всякъ саблю вострую,

а ставайтесь за спиной моей,

а пойдемъ врагу мститься, женъ отбивать,

а пойдемъ телятъ загонять, коровъ нашихъ,

и чтобъ кажденъ взялъ двухъ враговъ убити,

и чтобъ всякъ убилъ трехъ, если можется!»

И пошли впередъ степами зелеными,

в трави таиться, пешкомъ пошли къ врагамъ,

и слышали, какъ бьют враги женъ ихнихъ,

и какъ мучают детей, какъ имъ ноги ломятъ,

чтобъ калеками были, назадъ не шли,

да чтобъ въ жизнь ужъ имъ не помстилися.

Нашли Братья на коновязь ихнюю,

зарубили стражей, никто крикнуть не успелъ,

дали знакъ во тьме, на коней сели,

вихремъ, громомъ налетели на станъ вражiй,

разбивали всехъ, полоняли всехъ,

отбивали скотину, коней борзыихъ,

отбивали детей похисченыхъ, полонягъ освободили,

женъ, девушекъ своихъ назадъ отбивали,

врага били нещадно, до последнего.

И тутъ нашли царицу ихнюю,

что лежала на возу, красавица,

волосы черные, глаза черные,

а сама бела, румяна, ровно кровь съ молокомъ.

Стали братья передъ ней, руки опустили,

захотели оба ее въ жены взяти,

впервые другъ другу сказать не могли,

впервые друг отъ друга въ душе утаились.

И была та царица хитрая-прехитрая,

одному Брату сказала, что будетъ его женой,

а другому тоже сказала, что будетъ!

Потаились Братья, потом поспорились,

за сабли взялись, другъ на друга кинулись.

Черкаетъ сабля по сабле, искра летит,

въ ночи, къ заре, видно уже.

Обступилъ ихъ народъ, кричатъ остановиться,

про царя Огылу имъ вспоминаетъ въ словахъ,

укоряетъ ихъ, что за женку ту кровь хотятъ

свою Братскую проливать, а та смеется.

И всталъ въ тени старецъ одинъ, стоитъ, смотритъ,

ничего никому не говоритъ совсемъ,

и видятъ все, что за старец чуденъ тотъ,

и Братья видятъ, вставились, не дерутся уже,

и старецъ тотъ говоритъ имъ голосомъ громовымъ:

«А бросайте, сынки, сабли ваши!»

Тутъ узнали все гласъ Огылы-Царя,

и младшiй Братъ саблю кинулъ на землю,

а старшiй Братъ стоялъ, не слухался,

потомъ саблю въ небо вздыгнулъ вверхъ