Марис Друва - Восемь сказок про Михаила Барышникова

И именно Марцис Драугс основал в Ленинграде «Рижские дни» – яркие праздники в честь Международного женского дня 8 марта, финансовой поддержкой которых была продажа привезённых торговцами из Риги ярких символов весны – тюльпанов. На этих праздниках встречались активные люди разных национальностей. Они обменивались опытом, обсуждали реальные и нереальные планы, но чаще всего – именно невозможные, нереализуемые мечты: видения, которые могли бы конкурировать на мировом рынке идей. Эти идеи – как парусники: то плыли, качались, то тонули, а то вдруг опять стремительно поднимались на гребень волны. Эти «белые парусники» плавали в вине, в пиве, в шампанском, в водке, в дорогом коньяке и даже в виски и джине. Гостиницы, рестораны, женщины.В то время на судьбы многих накладывался отпечаток на всю жизнь – и как знак качества, и как знак списания. Но тогда же появилось и новое, революционное поколение, которому будет суждено менять флаги и цвета.

Невзошедшая звезда – тоже звезда. Кто сосчитает и оценит эти звёзды – особенных гостей «Рижских дней»? Их было так много, так много, включая всю необъятную Россию! Чей рассказ интересней: счастливой – или трагической, так и не взошедшей звезды? Есть много историй о кончине ярко взошедших звёзд или об их трагическом пути к гибели.

А на каком этапе этого пути находится Рома Шперлинг?

Рома на 10 лет старше Барышникова. Самородок. Отец его еврей, мать – цыганка. Предки – русские аристократы, а бабушка – долгие годы близкая, романтическая женщина Ивана Бунина.

В Москву семья Шперлингов переехала из Рязанской области сразу после войны, летом 1945-го года. Отец Ромы, армейский офицер, получил на войне множество ранений и столь же много наград. Теперь он уже генерал. В столице Рома Шперлинг получил лучшее образование, какое только возможно было в то время: факультет журналистики МГУ, факультет режиссуры в ГИКе, мастерская Михаила Ромма. Его сокурсниками были Василий Шукшин и Андрей Тарковский.

Рома Шперлинг встретил Барышникова в начале июня 1969-го года в Ленинграде, в Кировском театре. Они познакомились, и Шперлинг без каких-либо вступлений произнёс:

– Ты будешь играть Есенина в моём фильме. Ты мне нужен. Мы сотворим такое о русской душе! Такого ещё не было. Ты, Барышников, должен поверить в то, что я, Шперлинг, полуеврей-полуцыган, могу говорить о русской душе так, как никто другой. Айседору Дункан будет играть Джоан Рейли.

Услышав это имя, Барышников крайне удивился. Конечно, не тому, что ему предложили кинороль, и даже не роли Есенина. А тому, что здесь, в Кировском театре, кто-то осмелился произнести имя американской прима-балерины Джоан Рейли. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь посчастливится встретить Рейли, а тем более работать с этой мечтой в мира балета и скандалисткой в жизни. Ее имя здесь, в России, произносили шёпотом. Даже американское правительство выступало против этой женщины, в связи с её постановкой «Война против русских!», в которой она танцевала главную роль, так как не желало обострять отношения с СССР.

«Он сошёл с ума!» – подумал Барышников, но всё-таки продолжал слушать Шперлинга. Даже можно сказать, слушал очень внимательно, потому что по дороге в ближайшее кафе и там, на месте, Шперлинг выдал такую информацию о Рейли – целую лекцию! Это был двухчасовой спектакль. Рома пел, танцевал, ярко жестикулировал и, конечно, рассказывал, рассказывал… Информация низвергалась как море, где слова и термины из мира балета смешивались с грубейшей матерщиной. Когда Шперлинг наливал вино в стаканы, он чудесно замолкал на некоторое время, а затем продолжал бесконечный рассказ о гениальности Рейли, о её работоспособности, о родителях, друзьях, педагогах, любовниках, о взаимоотношениях с животными и растениями… По ходу рассказа он поднимался, выходил в центр кафе и демонстрировал походку Рейли. Соблазнительную походку, как он говорил. А еще Шперлинг сказал, что она не ходит как типичная балерина, а движется как соблазнительница, устоять перед обаянием которой мужчины не в силах. Посетители кафе начали обращать внимание на Шперлинга, вслушиваться в его слова. Ведь звучало имя Рейли! «Он реально спятил! – снова подумал Барышников. – Его сейчас увезут из-за этой болтовни о Рейли!» Барышников уже понял, что опоздал на первую, вторую и опоздает даже на третью встречу, но всё-таки продолжал слушать Шперлинга.

– Миша, мы гениальный курс! – воскликнул в перерыве своей бурной лекции Шперлинг. – Тарковский продолжает думать об Андрее Рублёве, я – о Есенине, и мы оба своего добьемся!

Рома ещё рассказывал о длинном-длинном шарфе, случайно задушившем Айседору Дункан, и о том, как после смерти балерины Есенин покончил жизнь самоубийством…. Прощаясь, Шперлинг ни о чём не спросил Барышникова, даже о его согласии на роль Есенина. Всё казалось само собой разумеющимся. Шперлинг был уверен в себе, ведь только последний безумец мог бы отказаться от роли Есенина и сотрудничества с самой Джоан Рейли, если это ему предлагал не кто иной, как Рома Шперлинг. Барышников смотрел, как по Невскому проспекту в сторону Зимнего дворца направляется высокий, сутулый человек, уставший, будто совершил непосильный труд. Михаилу почему-то стало нестерпимо жаль его. Потому ли, что он угадал совокупность гениальности и безумия в одном человеке, имя которого Рома Шперлинг? Тогда Барышников ещё не знал, как его удивит встреча с Джоан Рейли в октябре 1975-го года в Торонто, когда её первым вопросом сразу после знакомства будет: «Не у вас ли в России живёт такой Рома Шперлинг?»

Шперлинг многого добился в создании фильма «Есенин». «Мосфильм» дал добро на участие в съемках Михаила Барышникова. Наверное, и конечный результат был бы успешно достигнут, если бы не подошли к тому моменту, когда необходимо было назвать актрису на роль Айседоры Дункан. Больше тянуть было нельзя. А упоминание и даже мысль о Джоан Рейли, о том, что она может приехать на сьёмки, вызывали шок и болезненные симптомы у всех высших чинов советского правительства, и не только.

«Пока только двое участников», – подумал Барышников, стоя в открытых дверях ресторана 5 марта 1974-го года. И вдруг его охватило странное чувство беспокойства и волнения. С чего бы? Барышников посмотрел на часы, с утра он делал это уже многократно. «Через 29 часов и 45 минут я должен быть в Нью-Йорке. Это тоже будет гостиница, только называться она будет «Roger Smith» А сегодня вечером, в семь, около Кировского театра мы с труппой сядем в автобус и поедем в аэропорт», – снова подумал он.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.