Александр Черенов - 1945: Черчилль+Трумэн+Гиммлер против Сталина. Книга вторая

– Но всё это – грехи «средней руки», мой фюрер.

Фюрер заметно оживился: он, ужас, как любил грехи, которые «выше средних»!

– Ламмерс готовится к «эвакуации» на Запад, мой фюрер! К личной эвакуации, вне установленного порядка, да ещё с секретными документами рейхсканцелярии!

Последняя капля оказалась… последней.

– Ну, с кем работать! – в очередной раз «не отступил от линии» фюрер. – Санкционирую!

– Выполняйте, группенфюрер! – продублировал Борман…

Рейхсмаршал не оказал сопротивления. Его повара и камердинеры – тоже. Так что для совершения подвига всем трём ротам оберштурмбанфюрера Франка не потребовалось… совершать подвиг. Но это не помешало Франку донести в Берлин о сражении на кухне рейхсмаршала… с его бесчисленными гастрономическими излишествами, как о кровопролитной битве не на жизнь, а на смерть.

В подтверждение информации и честно заработанного «рыцарского креста», за которым Франк почему-то не поспешил в Берлин, газета «Берлинский фронтовой листок» в номере от двадцать четвёртого апреля поместила «рекламное объявление» следующего характера: «Рейхсмаршал, в течение долгого времени страдающий хронической болезнью сердца, вступившей сейчас в острую стадию, заболел. Поэтому он сам просил о том, чтобы в настоящее время, требующее максимального напряжения, он был освобождён от бремени руководства воздушными силами и от всех связанных с этим обязанностей. Фюрер удовлетворил его просьбу. Новым главкомом ВВС фюрер назначил генерал-полковника Риттера фон Грейма при одновременном присвоении ему звания генерал-фельдмаршала».

– А что – с наградами рейхсмаршала? – на пару расстроились Борман с Геббельсом: не такого финала они желали этой истории. Была в этом какая-то недосказанность: «за что боролись?!».

Но фюрер, к его чести, и не стал задумываться: над такими вопросами он не задумывался принципиально.

– Отправьте Франку две радиограммы: первая – лично ему, вторая – ему же, но для ознакомления с ней Геринга.

Борман с надеждой схватился за ручку и блокнот: может, не всё ещё потеряно?! По глазам рейхсминистра было заметно, что и он изнемогает от предвкушения надежды.

– В той, что для ознакомления Геринга, будьте лаконичны: «Арестованного расстрелять». В той, что только для Франка – «Расстрел отложить с предоставлением арестованному возможности искупить вину».

– Да не станет он стреляться! – оперативно прокис лицом Борман: именно в таком контексте он воспринял снисходительность фюрера. – Он же – трус! У него же никакого понятия о чести и о том, как её надо защищать!

– Поддерживаю рейхслейтера! – попытался развернуть грудь рейхсминистр. Попытка оказалась с негодными средствами, но факт солидарности имел место быть.

Фюрер обозначил потуги на улыбку.

– А я и не предлагаю ему стреляться. Я даю ему возможность повиниться и запросить помилования. И он его запросит, будьте уверены…

Уверенность не подвела фюрера. Не потребовался даже его «личный Нострадамус»: фюрер слишком хорошо знал «героическую натуру» рейхсмаршала. Как он и предполагал, Геринг молниеносно «отгрузил в штаны» – и в ответной радиограмме «упал на колени».

– Ну, что я вам говорил! – дал некое подобие эмоций фюрер. – Снизойдём, господа: жалко!

– Рейхсмаршала? – ещё раз прокисли лицами Борман с Геббельсом.

– Своего реноме! – внушительно поправил фюрер. – И не рейхсмаршала – а всего лишь господина Геринга!

Соратники оперативно просияли ожившими лицами.

– Неужели, мой фюрер?! – обнадёжился за двоих Геббельс.

– Да, я лишаю Геринга всех чинов, званий и наград.

– А как – насчёт членства в партии? – решительно встал за правду Борман: «коль рубнуть – так, уж, сплеча».

Фюрер обмяк лицом: «завод кончился» – требовалась «подзарядка».

– Подумаем…

– А я уже подумал! – мужественно оппонировал Борман.

– И я – тоже! – проявил «массовый героизм» рейхсминистр.

Фюрер собрал последние ресурсы мышечной энергии.

– Хорошо, господа. Я учту Вашу партийную принципиальность при написании завещания.

Борман оперативно развернул блокнот.

– Не сейчас, Борман! – из последних сил поморщился фюрер. – Чуть позже! Сами понимаете: служенье муз не терпит суеты…

Борман и Геббельс изнывали от нетерпения целых три дня: ни писать завещания, ни стреляться фюрер не спешил.

Но двадцать восьмого апреля «лёд тронулся». Всё началось с того, что без четверти десять к Геббельсу прибежал Кемпка.

– Господин рейхсминистр! Только что радио Би-Би-Си передало сообщение агентства Рейтер!

– А кто Вам разрешил слушать вражеские голоса?! – попытался выкатить от рождения впалую грудь Геббельс.

– Вы, доктор! – не испугался Кемпка. И не только потому, что он был личным шофёром Гитлера на протяжении многих лет. Имелась и другая, не менее веская, причина. И её Кемпка, разумеется, тут же выложил на голову рейхсминистра. – И Вы не только разрешили, но и приказали слушать, объяснив это тем, что источников информации о событиях «во внешнем мире» у нас практически не осталось: ведь междугородная связь не работает. «А измену-то надо выкорчёвывать!» – так Вы сказали.

Геббельс немедленно погасил вспышку личного патриотизма, как неуместную: сказанное шофёром соответствовало действительности.

– Я слушаю Вас, штурмбанфюрер!

– Гиммлер связался с Бернадоттом, чтобы вести переговоры с Западом о сепаратном мире.

Геббельс немедленно отвесил челюсть, наглядно проиллюстрировав собой верность теории Дарвина. Кемпка помедлил, кривя щекой.

– Есть и другая информации, господин рейхсминистр…

Геббельс оперативно подобрал челюсть.

– Говорите!

Кемпка многозначительно замялся.

– Говорите же, доннер веттер! – не выдержал рейхсминистр.

– По сообщению радио, Гиммлер заявил, что у Гитлера… у фюрера – кровоизлияние в мозг. Что он не может больше отвечать не только за судьбу Германии, но и за свои действия.

Геббельс испуганно огляделся по сторонам: «соучаствую!»

– Кто ещё это слышал?

Кемпка спокойно пожал плечами.

– Да все, кто был рядом: я, Аксман, Фегелейн, Гюнше… Кстати, Вы, герр доктор, тоже можете послушать.

– ???

– По радио передали, что эту новость будут повторять каждые полчаса.

– Вы свободны!

Рейхсминистр «освобождал» шофёра уже на бегу. Ворвавшись в кабинет фюрера, он решительно взбодрил того, полулежащего в кресле после очередного «сеанса лечения» морфием.

– Фюрер: измена!

Это было именно то, чего так не хватало Гитлеру для того, чтобы взбодриться.

– Как: опять?! Кто на этот раз?

– Гиммлер!

Фюрер неконтролируемо вернулся обратно в кресло: «перебор!» Кто угодно, но только не верный Генрих!