Ант Скаландис - Меч Тристана

Иноходцы не подвели их. Уже через полчаса в другом, далеком от злополучной поляны, месте Курнебрал заприметил кабана, и они вернулись к мирным занятиям, если, конечно, охоту можно считать таковым.

Гадкий осадок остался в душе у Тристана. Нет, не от самого убийства — дело-то уже более чем привычное. К тому же он радовался, что удалось тихо убрать кровных врагов своих, а ни в чем не повинных слуг оставить живыми. В чем же дело? Противно стрелять исподтишка? Да нет, тут закон джунглей: не ты, значит, тебя. Наверное, он просто понял вдруг: настанет момент, когда всех не перестреляешь. И случиться оно может очень скоро. Сначала Денейлон, теперь эти двое. Неужели случайность? Вряд ли. Жаль, что не Гордона первым убрали. Ну да ладно, клятве своей, данной в день несостоявшейся казни, Тристан формально верен остался: именно от его руки невоздержанный злопыхатель погиб. Но разве в этом дело? Дело совсем в другом. Не случайно они сюда зачастили, ох не случайно! Кольцо вокруг Тристана и Изольды сжималось.

А лесник Орбит как раз и видел, как увозили из леса мертвых баронов. Быстро сообразил он, что к чему, и испугался. Промедление в выступлении смерти подобно! Опередят его, обскачут! Пора бежать к королю.

Но лошади у Орбита не было, потому до Тинтайоля добирался лесник долго и к воротам подошел изможденный и грязный, охрана пускать не хотела. Но он требовал личной встречи с королем, один на один, без свидетелей. Воины посмеялись вначале, однако лесник решился и сказал всего лишь одно слово: «Тристан». Туг же кто-то из охранников побежал наверх. И лесника пригласили к королю и покормили, а после велено было удалиться всем, и Марк потребовал:

— Рассказывай.

Орбит рассказал, увенчав свой рассказ заранее придуманной фразой:

— … и увидел я королеву и Тристана нагими и лежащими в объятиях друг друга.

Не видел он их лежащими, тем более нагими, не видел, потому что, подкравшись к гроту и попытавшись заглянуть в дверную щель, услыхал позади, из густой листвы, шум шагов и ломаемых веток и обделался еще прежде, чем успел повернуться. Оказалось, просто косуля шла себе через кустарник на водопой, но, Боже мой, если б Тристан проснулся, ни один сумасшедший не дал бы медного денье за жизнь лесника! Словом, отмываться в реке пришлось долго, а вода холоднющая была осенним-то утром, и злоба от этого всего еще сильнее скручивала Орбита.

А теперь он все точно рассчитал. Последняя фраза окончательно убедила короля. Была она в общем-то честная, Орбит ведь знал, чем в действительности занимаются молодые люди в лесной пещере, а что своими глазами не видел — велика ли беда? Да и срамно это — за чужой любовью подглядывать.

Король поверил. Выдал леснику задаток. Быстро собрался, велел седлать двух лошадей — себе и Орбиту. И строго-настрого запретил кому бы то ни было следовать за ними.

Андрол, считавшийся в ту пору начальником королевской охраны, даже дар речи потерял в первый момент от такого безумного приказа, а потом заговорил много и быстро:

— Помилуй, мой король! Как можно ехать совсем без свиты? Властитель, которого никто не охраняет — это же супротив всех правил! Это неслыханно, дядя! Возьми хотя бы меня с собою. Не могу же я позволить тебе уехать без сопровождения. Да если что — не дай Боже! — я потом в жизни не прощу себе!

— И не прощай, Андрол, — улыбнулся король Марк. — Я отдал приказ — твое дело выполнить.

— Конечно, дядя. — Барон понял, что дальнейшие уговоры бессмысленны. — Однако не соизволишь ли ты объяснить хотя бы, ради чего так рискуешь своей жизнью?

— Мой меч со мною, и еду я недалеко, — сообщил Марк, не отвечая на вопрос. Потом сделал паузу и решил все-таки дать объяснение странному своему поступку: — Девица мне назначила свидание, а к месту тайной встречи проведет лесник. Или вы решили уже, что я без королевы и мужчиной быть перестал?

Рассмеялся король, и оба всадника, Марк и Орбит, растворились в утреннем тумане, только цоканье копыт еще долго слышалось вдалеке.

Лесничий не обманул, а потому был награжден и отпущен — король свое слово держать умел.

И вот, оставшись один, долго сидел Марк в мокрых от начавшего таять ночного инея кустах, смотрел на поднимавшееся за деревьями холодное розовое солнце и все никак не решался приблизиться и войти в пещеру. Боялся? Да. И страх присутствовал тоже, Тристан ведь мог и убить его, невзирая на родство. Но главное… Главным было другое: он перестал понимать, для чего пришел. Почему — знал. Просто потому, что не мог не прийти, тянуло его сюда, сильнейшее чувство тянуло. А вот для чего?..

Да уж, не зря он отправился в путь совсем один. Знал, что выглядеть будет глупо, еще глупее, чем тогда на дереве.

Долго сидел король, уже солнце слегка припекать начало, и он удивлялся, что же это молодые люди не встают, пора бы уж! А потом вдруг вспомнил о Курнебрале, ушедшем с собакой на утреннюю охоту, и чуть не подпрыгнул: чего он ждет? Пока его заметит тут оруженосец Тристана? Вот уж смеху-то будет на весь Тинтайоль!

Марк резко поднялся, отряхнул капли с рукавов и, сжимая в руке меч, двинулся к гроту.

Вошел и залюбовался: так красивы были они оба, спавшие нераздетыми по разные стороны постели из листьев, лица свежие, загорелые, умиротворенные, позы — расслабленные, свободные, непринужденные, а между ними лежал знаменитый меч Тристана, тот самый, с выщерблиной, оставшейся после боя с Моральтом. Марку был слишком хорошо знаком смысл этого символа, чтобы он мог подумать о чем-то еще. Полоска стали между мужчиной и женщиной — отсутствие плотской любви. Они не любовники!!! Бароны все лгали ему! О его несчастная жена! О его несчастный племянник! Они так любили короля Марка. А он, кровожадный, поверил негодяям. Чудом избежали смерти Тристан и Изольда, и вот теперь, конечно, они скрываются от него и здесь, в изгнании, ведя жизнь, полную лишений, просто помогают друг другу, как близкие родственники, как брат и сестра.

Марк чуть не прослезился, глядя на них, а они, молодые и красивые, спали крепко, как только молодые и умеют спать. Они не замечали его присутствия и не подозревали ни о чем. Они были в его власти, он имел возможность довести до логического конца начатое однажды дело и здесь, в их утлом лесном жилище, завершить неудавшуюся казнь. Он представил себе, как заносит тяжелый меч с золотой рукояткой и отрубает головы обоим спящим. Очень ярко представил, так ярко, что его даже затошнило слегка.

Мысль об убийстве была уже слишком запоздалой и потому неуместной. Он больше не хотел для них смерти. Он хотел видеть их снова у себя при дворе. Обоих. Дико, разумеется, но это так. И что же, растолкать их сейчас: «Тристан, сын мой, вставай! Изольда, супруга моя, проснись! Поехали скорее домой!» Романтика, бред, безумие… Это невозможно. Он все перечеркнул тогда, на площади.