Владимир Свержин - Фехтмейстер

Прикомандированный к неутомимому контрразведчику, Заурбек имел возможность воочию наблюдать, как тот, словно чародей, создал из воздуха чарующий призрак, столь прекрасный, что могущественный Энвер-паша с его многочисленным обученным немцами войском, последовал за рукотворным миражом, точно баран, ведомый на заклание. Ум и воля этого невысокого, вечно погруженного в себя человека, оказались сильнее всего могущества владыки османов. В тот день, когда отбитая из-под Сарыкамыша турецкая армия бросилась в неудержимое бегство, Заурбек понял, что будет верен и предан этому необычайному человеку, что бы ни случилось. И все же он не любил город, терпеть его не мог.

Уже стемнело, хотя до вечернего приезда господ, о котором предупреждал его старший, было еще далеко. Но темнело здесь быстро, вернее, по мнению Заурбека, почти совсем не рассветало. Он вглядывался в едва освещенную фонарями улицу сквозь оконца бойницы привратной сторожки и по устоявшейся привычке вслушивался в темноту, улавливая то стук колес проехавшего извозчика, то чьи-то шаги, то обрывки далеких разговоров.

— Ну че, земеля, — изрядно подобревший после выпитого старший привратник насмешливо кликнул угрюмого сотоварища, — чего филином туда уставился? Дом наш в округе известный. Проходимцы всякие его за версту обходят. Говорят, он в старые времена самому колдуну Брюсу принадлежал, и тот на свое жилище страшное заклятие наложил. Слыхал о Брюсе? Нет? Да откуда тебе!

— Идут, — не слушая вопросов, проговорил Заурбек, внутренне напрягаясь. Его шестое звериное чувство опасности, долгие годы помогавшее обходить западни, холодными мурашками, внезапно проснувшимися между лопаток, остро напомнило о себе.

— Кто идет-то? — не понял старший привратник.

— Нэ знаю, — откликнулся Заурбек. — Маршируют.

— Да мало ли? — отмахнулся его соратник. — Тут вон до Офицерского собрания рукой подать. Может, туда наряд вызвали? Опять же, преображенцев учебная рота. Ты мне вот не ответил: знаешь, кто такой Брюс?

— Нэ знаю, — кратко отрезал Заурбек. — Сюда идут. Жандармы. С Литейного. — Он потянулся за стоящим в углу карабином. — Полсотни шакалов.

— Свят-свят-свят! — Старший привратник дробно перекрестился. — Это с чего ж вдруг-то?

Он вскочил на ноги, не зная, за что и хвататься, и тут, увидав Заурбека с оружием в руках, взвыл от страха:

— Да ты одурел, что ли? На кого руку подымаешь, нечто эсер какой? Это ж жандармы!

— Малчи! — рявкнул Заурбек, отпихивая перетрусившего караульного от двери. — Беги, хазяина прэдупреди.

Мысли проносились в его голове, точно угнанный с водопоя табун чистокровных арабчаков князя Амилахвари. Заурбек мучительно пытался сообразить, что бы сделал в этом случае Лунев, однако нужная мысль так и не появилась. Ясно было одно: жандармов следовало задержать вплоть до той минуты, когда появится сам Платон Аристархович.

Заурбек понимал, что сотник, наблюдающий за происходящим из окна третьего этажа дома напротив, наверняка уже звонит на Литейный проспект, 20, в Офицерское собрание, где сейчас с Вышеславцевым и его людьми находится сам полковник. Оттуда быстрым ходом сюда минут десять, но эти десять минут необходимо было продержаться, иначе вся эта синебрюхая мразь вломится и испортит то, что создавалось волей и гением «Великого Платона», как именовал его про себя Заурбек.

Бывший абрек, он на дух не выносил жандармов, и если бы сейчас получил команду открыть огонь, то, пожалуй, успел бы немало положить этих топающих коваными сапожищами отъевшихся гяуров. Он вскинул карабин и поглядел сквозь прицел на самодовольное лицо вышагивающего рядом со строем офицера. «Порождение шакала!» — тихо выругался он, делая над собой усилие, чтобы не нажать спусковой крючок.

Тяжелые кулаки загрохотали в ворота через несколько мгновений. Заурбек приоткрыл зарешеченное окошко.

— Гавари, кого нада? — рявкнул он тем самым «диким голосом», который обычно предполагают услышать всевозможные начальники от свирепых «детей гор».

— Открывай! Не видишь, что ли? — придвигаясь к окошку, выпалил командир жандармского взвода.

— Хазяин твая не ждет! Ухады домой! — продолжая тянуть время, безапелляционно заявил верный слуга.

— Какой домой, шельма?! Не видишь, кто перед тобой? Открывай! Не то прикажу ворота к чертям вышибить!

— Твоя — варота бить, моя — в галаве дырка делать! — В оконце недвусмысленно обозначился ствол карабина, так что каждый желающий мог заглянуть в гнездо свинцовых птиц калибра 7,62 мм. — Моя старший звать, — увещевающее продолжал Заурбек, — твоя — стоять ждать. Старший — хазяину говорить, потом пускать.

Жандармский офицер чуть попятился. Ему было понятно, что штурмовать высоченную чугунную ограду, увенчанную острыми шпилями, да еще зимой и без лестниц — дело непростое. Ломать ворота — тоже. Между тем абрек явно не шутил, палить он начнет — это как пить дать, а уж если в доме услышат стрельбу, то дело придется иметь не с одним дикарем, а целым гарнизоном. Ишь, какая башня — такую на ура в штыки не возьмешь!

— Но-но, парень. Ну-ка не горячись!

— Всем стоять! — раздался снаружи командный окрик, в котором Заурбек с облегчением узнал голос атаманца. — Начальника ко мне!

Лаис глядела на едва освещенное керосиновой лампой лицо нотера. С последней их встречи он превратился из мускулистого юноши в сильного, должно быть, очень сильною мужчину. Резко очерченные скулы Барраппы были покрыты темной жесткой щетиной и глаза его, почти черные, такие же, как у нее; смотрели холодно и бесстрастно.

— Я пришел за тобой, — тихо проговорил он.

— Я знаю, — прошептала Лаис.

— Ты нарушила закон, — кратко, точно пощечины, бросал бывший капрал. — Ты покинула стены храма, бежала из запретного города, помогла беглецу, скрывалась от правосудия и, главное, похитила святыню, явление которой в этом диком неразумном мире способно погубить его быстрее всех здешних бомб и снарядов.

— Слова твои верны, — покорно согласилась Лаис.

— Теперь к прежним своим преступлениям ты прибавила новое — ты выпустила демона.

— Это случилось против моей воли.

— Преступление тянет за собой преступление, — отметая попытку оправдаться, бесстрастно ответил Барраппа. — Все, что ты можешь сделать, — вернуть перстень мне и покориться судьбе. Лишь только демон будет возвращен в адский пламень, ты должна последовать за мной и предстать перед старейшинами и жрецами, дабы они воздали тебе по заслугам.

— Но…

— Оставь все «но» и помни, если я знаю, где ты скрываешься, то и все нотеры будут знать об этом. Даже если твой любовник сможет одолеть меня, вслед придут другие, и они не станут разговаривать ни с тобой, ни с ним.