Комбат Найтов - Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист

Но все это было позже, а сейчас, в середине марта 1943 года, дивизия на левом фланге 4-го Украинского фронта наносила бомбовые удары по опорным пунктам противника в Таврии. Впервые в истории задействованы самолеты ДРЛО. Два командующих воздушных армий: Красовский и Вершинин, буквально не вылезали из этих машин. Благо что должный уровень комфорта там был обеспечен всему экипажу. Управление было дублировано, так как поставлялись эти самолеты именно как учебные. Так что имели заводское кресло инструктора, поэтому все прошло тихонько от союзников. Планшеты осваивались как штурманами, так и командующими. Все заценили оснащение, единственное огромное неудобство: отсутствие электронной карты с автосчислением. Так что высокой точности наведения пока не получить, но невысокая скорость патрулирования позволяла вручную рассчитывать счислимо-обсервованные точки, КУ (курсовые углы). Операторы РЛС, там эта должность не отменялась, набирались опыта, и уже на глаз могли дать рекомендации по перехвату. Действия 4-й ВА были крайне успешными. Немцы, впервые столкнувшиеся с тем обстоятельством, что их попытки прорваться к нашим позициям всегда получали достойный отпор, резко снизили активность. Наиболее боеспособные подразделения Люфтваффе подвергались налетам «бабок-ежек», противоядия от действий которых у немцев еще не было. Четвертый флот был сточен за три недели до нуля. Несмотря на залитую степь, пехота медленно, передвигая горы чернозема вместе с собой, двинулась вперед. Оборона на линии Запорожье – Бердянск была прорвана на всю глубину, немцы познакомились с еще одним изобретением русских: планером «Ц-25». В 41-м году в Алтайском крае было организовано училище планеристов. Выпускники этого училища летали к партизанам всю войну. В том же 42-м большое количество планеров и летчиков погибли и были взяты в плен под Харьковом, во время прорыва 4-й танковой армии. Сейчас огромное количество планеров и два десантных корпуса сосредотачивались под Таганрогом и в Сталино. Их задачей было захватить опорные пункты немцев в Таврии, разорванные между собой распутицей. В небо поднялись многочисленные самолеты, таща за собой деревянные, обтянутые перкалем одноразовые машины. Внутри сидели воины третьего и пятого воздушно-десантных корпусов, которые, неожиданно для противника, радиолокаторы которого были уничтожены Пе-3ВИР и «метлами», высаживались в полной тишине в тылу у противника и неожиданно атаковали опорные пункты, овладевали деревнями. Все это обеспечивала воздушная и наземная разведка 2-й и 4-й ВА и двух десантных корпусов. Ими был блокирован Перекоп, взяты большинство поселков и сел Таврии, и только Мелитополь оставался в руках у противника. Его защищала недостроенная, но довольно мощная линия обороны «Вотан». Но аэродром в самом Мелитополе атаковался с воздуха ежедневно и еженощно. Там все было разбито, и единственным способом снабжения войск гарнизона были шестнадцать «гигантов» Ме-323, переброшенных из Африки, и те же планеры, только немецкие. Но при наличии радаров на всех Пе-3 ВИР и Ме-1п, подавляющем господстве нашей авиации днем и ночью, использование планеров со стороны немцев быстро превратилось в массовый способ самоубийства. В одну из ночей «бабки-ежки» поймали 12 из 16 «гигантов». Несмотря на большую прочность машины, против снарядов «ВЯ» они выстоять не смогли. Транспортный мост был прерван. Подсыхающие дороги первыми «освоили» танкисты 5-й армии Лизюкова, они и вышли в конце апреля к Днепру, завершив двухмесячную операцию 4-го Украинского фронта.

Бои закончились 27 апреля, а первого мая мне в Москве вручали орден Суворова второй степени, за Пражский мост, звезду Героя Социалистического Труда и две Сталинских премии: за Пе-2(3)ВИР и радиолокатор «Гнейс-1м». Каким боком я там умудрился быть пристегнутым – не знаю. Тихомирова в Москве не было, он раньше получил. Раздавали «плюшки и пряники» в ноябре. После награждения – почти обязательное сборище в Георгиевском, тогда Советском, зале Кремля. С посиделками глубоко за полночь. Сидим, отмечаем. Напротив меня сидят Абрам Иоффе, Анатолий Александров и Исаак Кикоин. Они все тоже получили «Сталинки», каждый за свое, но за 42-й год. Сидим тихо, ко мне никто не пристает, они люди тихие, между собой тихонько разговаривают. Вдруг у них за спиной появляется Сталин и спрашивает у Иоффе про дела во второй лаборатории. А тот глуховат, довольно громко отвечает, что есть проблемы, геологи нашли и предоставили четыре месторождения. Но места глухие, и лимонит приходится на ишаках возить. Дорог там нет, горы. Сталин сочувственно кивает головой, типа, что поделаешь, я понимаю, сложности!

– Но мы, товарищ Сталин, в сроки уложимся, нам бы контингент строителей подбросить.

И тут я влез. Нафига, спрашивается, как будто меня кто-то за язык дернул.

– А лимонит – это желтый пигмент? А зачем его на ишаках возить?

– Да, желтый пигмент, очень редкий! А почему вы спрашиваете? – все четверо в меня просто вперились.

– В тридцать девятом мы стояли на аэродроме Степь, в Читинской области, вели разведку японских позиций. Недалеко оттуда есть гора, которая состоит из него. У меня техник художником был, по призванию, но он – колорист, все через цвет пытался передать, в Художественную академию его не приняли, так он в ШМАС пошел. Все о красках знал. Я ведь от него про титан узнала. А этот самый лимонит применяется для создания светящихся красок. Он их как-то смешно называл… Не помню, на букву «фэ»…

– Флуоресцентные?

– Точно! У нас приборы барахлили, плохо светился фосфор, а подсветки на Р-5 не было. Когда нас на аэродром подскока в Тулукуй перебросили, он принес красноватый камень с крупными вкраплениями-оплывами желтого цвета. Сказал, что это – лимонит. Он подвешивал этот камень к приборам, и потом они несколько ночей хорошо светились. Мы с ним ходили на эту сопку, она вся состоит из таких камней.

Кикоин зажмурился, тряхнул головой:

– Где это? А железная дорога там есть?

– Забайкальская, в Монголию и Китай ведет. До железной дороги километров сорок-пятьдесят. По степи. Там никто не живет. Озеро есть, но вода солоноватая. Зато большое.

– Так, товарищи, пройдемте ко мне! – сказал Сталин.

Мы все поднялись и пошли в кабинет Сталина. Он вынул из шкафа большой рулон карт, я нашел карту Читинской области.

– Вот озеро, вот тут была наша площадка, а вот – Красная гора, высота 340 или гора Тулукуй. Там лимонита много. Два-три километра от площадки.

– Ох уж мне эти художники! А где ваш механик?

– Я его с 22 июня сорок первого не видела. На наш городок был сильный налет, машину к вылету пришлось готовить самой.