Лев Корчажкин - Хуторяне. Тучи над Родиной

Прохор прочитал, нанизал листок на сучок.

– Это я помню, – сказала Марья Моревна. – Они как посыпались с неба, коров перепугали так, что надои упали и телиться они некоторое время не могли.

– А у нас, – вставил Джон, – их по джунглям вылавливали. Скучать не приходилось. Мешками вывозили. Они ведь маленькие – венерианцы, не больше кокосового ореха.

– У вас в Африке, – добавила Василиса, из-за этого рождаемость подскочила. Мы проходили. И правительство сменилось досрочно, когда жена вождя об этих твоих орехах очень уж ласково отозвалась и по животу себя погладила.

– Плохо, – вздохнул Батя

– Что плохо, батюшка? – ласково спросила Василиса, успев бросить на Джона надменный взгляд.

– Плохо, что не ко времени болтать вздумали!

– Понял, Трофим Трофимыч! – засуетился старичок Прохор.

Джон снова выполнил миссию виночерпия.

– А это, – Прохор поднял над головой еще один листок, – привет из года 2224. Еще сто лет назад. Мирная конференция на Альфе-Центавре. Читаю: «Подписанием исторического соглашения о равном доступе ГЦ к Черной Материи закончились переговоры под патронажем ООГЦ. Конец шестилетним разброду и шатаниям во мнениях, конец несанкционированным проникновениям к источникам Черной Материи. Конец похищениям и удержанием в плену звездолетов с экипажами. Мы ждем всех домой!

– У нас в Африке… – начал было Джон, но поймал насупленный взгляд Бати, замолчал.

– Снова нехорошо, батюшка? – спросила Василиса.

– Да уж что хорошего, – ответила за мужа Марья Моревна. – Весь огород инспекторы перепахали – вместе с урожаем. Все эту материю искали. У вас, говорят, на хуторе, земля черная, не иначе, как та самая материя. И сами вы – с виду гуманоиды, а вода в бадье – живая! И щука – пророчица!

– Ладно уж, будет тебе старое ворошить, – остановил ее Батя, толкнул Джона, мол, не тормози.

Старичок Прохор нанизал и второй листок на другой сучок, поднял над головой третий, горестно вздохнул:

– Год 2124. Начало четвертой мировой – за воду. За равный, так сказать, доступ к природному питию. Началось-то все с вас, – Прохор укоризненно посмотрел на Джона, – это вы свои реки решили не в океан, а в пустыню Сахару направить, а ледники Килиманджаро распилить и рассовать по холодильникам. А когда к вам всякие греки с итальянцами и турками с баклажками поехали, чем вы их встретили?

Джон опустил голову.

– Вот! – с победным видом провозгласил старик Прохор, – мучает совесть за издержки прошлого! И тут вот написано, – он впился глазами в пожелтевший листок, – затрещали ржавые АКБ 5 5 АКБ – Автомат Калашникова Бесхозный

– Я помню, мы проходили! – воскликнула Василиса. Сначала поделили Африку, потом Арктику с Антарктикой, потом к Байкалу потянулись и к Ладоге…

– Точно! – подтвердил старик Прохор, – а тут мы их…

– Помню, – включилась Марья Моревна, – после победы к нам свои же и пришли. Со счетчиками. Ставьте, говорят, на свою речку счетчик водяной. Чтобы плату считать.

– И? – с интересом воскликнул Джон.

– Вот тебе и «и». Ихтиандр, водяной по-нашему, к поверхности подплыл, физиономию выставил. Счетчики так в воду и канули. Выронили их посланцы, а сами назад, по тропинке и в дом. Прохор с ними потом валандался, песни пели, в кота Василия камнями швыряли, русалок на блесну пытались ловить…

– Плохо! – вдруг кашлянул Батя

– Что плохо, батюшка?– заволновалась Василиса

– Болтовни много, – ответил Батя и его глаза с необычным задором глянули на старичка Прохора, – дальше что.

– А дальше, – Прохор пошуршал листками, накалывая их на сучки, – дальше год 2024, смутные времена…

Батя глянул на небо:

– Тенденция, однако!

Сундук напрягся, пошатнулся и выплюнул откуда-то из себя серую мышку в больших круглых очках. Мышка пискнула, попробовала лапкой передние зубки, и рванулась обратно.

– Вот, – назидательно сказал старичок Прохор, – мышь малая, а тоже – грызет историческую науку!

– Поправляю, мяу, – раздался из кустов сиплый голос кота Василия. – Раз уж вы меня тут всуе поминаете, имею право внести поправку.

Василий вышел на из кустов, подошел к собравшимся, неодобрительно посмотрел на поднос. Задрал хвост восклицательным знаком и продолжил, пока Джон наполнял стопки:

– Смутное время предполагает «смуту», то есть действие, возмущение, всплески и круги на воде. Еще бывают атмосферные возмущения и магнитные бури. Для всего этого требуется энергия. Пассионарность, как сказал великий Лев 6 6 Кот ссылается на учение Льва Гумилева о пассионарности народов и связи ее с солнечной активностью. – родственник мой. Также смущаться могут красные девицы в определенной ситуации, столкнувшись с непристойным, но желанным предложением. Если предложение нежеланно, девицы бегут…

– Хватит про девиц, – прервала его Марья Моревна, – сами знаем! Ты по делу говори!

– А описываемый период был просто мутным. Муть всплыла и поплыла, вроде этой, – Василий посмотрел на небо, уже наполовину затянутое черно-коричневым клубящимся туманом.

– А больше ничего не скажу, не знаю, – закончил речь Василий, – туристы про такую древность не спрашивают. Про нее – вон у вас Прохор-библиотекарь имеется.И мышь эту – гоните. Они – мыши, хоть и в очках – но смутья-я-ны!

Василий кивнул на старичка Прохора и уселся, обернувшись хвостом. Замолчал.

Прохор внимательно посмотрел на листок, понюхал его, лизнул:

– Ничего не разобрать. Вроде залито чем-то. То ли краской типографской, то ли эликсиром? Но не моим, я свой и через тыщу лет учую.

Василий поднялся, прошагал к Прохору, ткнулся носом в листок. Потом удалился к кустам, обернулся прежде, чем скрыться:

– Рыбу заворачивали. А еще… Впрочем, при молодых, – он пошевелил хвостом в сторону Джона и Василисы, – об этом не стоит. Спать не будут, кошмары замучают. Плахи, топоры…

– Ладно, – пробурчал Батя, – кто старое помянет… Что дальше?

– Дальше, то есть раньше, год 1924. Пишут, мол, умер некий Ленин.

– Помню, – хлопнула в ладоши Василиса, – тот, который всегда молодой! Мы песню пели! 7 7 Эпизод «Ягода-малина»

– Тут вот в газетке фото имеется – очередь куда-то длинная. А на другой стороне, – Прохор перевернул лист, – про прадеда вашего, Трофим Трофимыч, Нестора Ивановича…

– Обожди, и далеко не убирай, – Батя остановил старичка Прохора, собравшегося углубиться в чтение, – потом почитаем. Дальше-то что?

– А дальше-раньше, дальше-раньше, – забормотал Прохор, – год 1825. Снова политическая неопределенность, неразбериха по-нашему. Восстание в Санкт-Петербурге. По древнему обычаю подавлено. Цари что-то менялись. А перед ним, в году 1724 – царь Петр Первый простудился и помер. Много чего сделал, много еще к чему готовился, но вот – никто не ожидал, а он помер.