Дмитрий Володихин - Убить миротворца

Движение Падмы было нечеловечески быстрым. Как у всякого профессионала с порядочным стажем, наверное. Сомов почувствовал ужас и отдернул руку постфактум, с бо-ольшим опозданием…

— Испугался? Не бойся. Мы не обманем тебя.

…Он молчал, уставившись на собственную ладонь, словно она превратилась в чудовище.

— Да перестань же ты. Тебе ничего не грозит. Просто мы обоюдно выполняем условия нашего маленького договора.

— А если…?

— Если ты проболтаешься хоть кому-то, и «Братству» это станет известно, а так всегда и бывает, заметим в скобках, или если ты не подчинишься воле организации, мы вынуждены будем принять меры. На твой новоприобретенный чип поступит сигнал. Там он будет промодулирован и переадресован в местечко над переносицей. Несколько мгновений будет больно. И ты ничего не будешь понимать. Потом ты вспомнишь: я, мол, двенадцатилетний мальчик Дима, которого почему-то засунули в чужое тело с бородой, а потом еще и переместили неведомо куда.

— Сотрете память?

— Нам бы очень не хотелось этого делать. Так сказать, довод на крайний случай. Разумные люди быстро приживаются в «Братстве» и не сожалеют о такой-то малости. Поверь мне, сынок. Преуспеяние многое искупает. Фактически все.

— М-м-м… болит… рука.

— Не беспокойся. Побочный эффект. Поболит до вечера или, возможно, чуть дольше, а потом перестанет. Ерунда.

Плоть от кончиков пальцев и до ключицы ныла так, что по щекам Сомова сами собой побежали слезы.

— Ладно, сынок, давай прощаться. Не думай о плохом, мысли позитивно. Полагаю, ты еще не раз поблагодаришь меня. Все, парень, у меня на сегодня еще три юных гения…

— Падма! Падма! Еще один вопрос можно?

— Можно, парень. Тебе сегодня многое можно.

— Если б я отказался? Вы… все равно… этот чип…

— Во-первых, это противоречит этике нашей организации. Мы предпочитаем договорные отношения, взаимное доверие и взаимную выгоду. Во-вторых, это противоречит здравому смыслу. Не так-то легко что-нибудь сделать с ребенком против воли его родителей…

«Куратор» Падма являлся к нему еще трижды — в восемнадцать лет, в двадцать четыре года и в день тридцатилетия. Он ничуть не изменялся. Заметив удивление Сомова, Падма как-то сказал: «На определенном уровне возраст перестает иметь значение». Состоялся маленький, но памятный диалог:

— А далеко ли мне до этого уровня?

— Боюсь, пока что не близко. Но в нашем мире нет ничего невозможного.

В восемнадцать (Сомов только что окончил тринадцатилетку) Падма обеспечил ему место в Лефортовском колледже связи и транспорта имени Эдисона. Объяснил, какой образ действий избрать и на чем сосредоточить усилия, чтобы преуспеть. В двадцать четыре дал ему работу в корпорации «Восточноевропейский монорельс». Невиданно легко пришло Сомову его место на службе: не понадобилось ни конкурса, ни даже собеседования. Менеджер по кадрам молча принял у него заполненные формы и так же молча пожал ему руку. Мол, вы приняты, молодой человек. Кое-кому, как выяснилось позднее, должность линейного инспектора удалось добыть только к сорока пяти годам ценой необыкновенного усердия… В тридцать Падма впервые потребовал кое-какой оплаты. Впрочем, ничего серьезного. Ему требовалось на очередном уикенде выехать за пределы агломерации и побывать на 813-й станции снабжения в Зарайске. Совсем недалеко. Он должен был отыскать гражданского коменданта Станции, некоего Павла Мэйнарда, назвать ему недлинный цифробуквенный код и передать всего два слова: «Последнее предупреждение». Все. Больше — ни звука.

Он очень не любил вспоминать часа с четвертью в Зарайске. Из того нелепого дня он извлек один-единственный урок: ему есть куда падать. Его нынешнее положение можно ухудшить в десять раз, но внизу все равно будет пропасть. А на самом дне — нищий двенадцатилетний кретин с телом… с телом уж как придется… может быть, с телом глубокого старца.

Падма тогда сказал: «Правильно сделанная работа. Теперь я стану приходить к тебе чаще». Это было два года назад. С тех пор он не появлялся. Не пора ли ему вновь появиться? Или все-таки не надо ему появляться подольше? Дмитрий никак не мог твердо остановиться на одном из двух.

И уж конечно, у Сомова не было оснований верить в загадочный вирус (он же психоз), превращающий сознание взрослого человека в сознание ребенка. Но публично вещать о своем неверии? Увольте. В нашем мире порой происходят странные метаморфозы. Стойте подальше, и кирпич не отыщет вашу светлую голову…

20 апреля 2125 года.

Астра-4, искусственный спутник Венеры, военная база рейдерной флотилии.

Виктор Сомов, 29 лет, и Елена Торрес, 30 лет.

Рейдер «Бентесинко ди Майо» вернулся на базу.

Русская Венера — небогатый мир, едва удерживающийся на узенькой кромке выживания. Его населяли потомки людей, которые когда-то сочли высшей ценностью волю. Дороже достатка, семьи, веры и самой жизни. До сих пор культ воли оставался здесь основой всего. Так же как, например, как в Российской империи, — культ порядка и традиции, а на Русской Европе — культ нации…

Русский мир в Солнечной системе вырос из Российской империи, — Сомов знал об этом по школьным учебным программам. Когда началась космическая экспансия землян, Россия не имела для великих дел ни достаточно денег, ни достаточно энергии, ни достаточно людей. Ее соседи страдали от избытка населения, в то время как она — от недостатка. В избытке оказалось только странное сумасшествие… Семьдесят лет назад Империя закипала буйством. Ее населяли люди, считавшие себя русскими и веровавшими в одного Бога, но во всем остальном не способные согласиться друг с другом. Даже в малейшей малости. В 2064 году император Даниил II принял соломоново решение: добровольцам отдавались в пользование территории в Солнечной системе, находившиеся под мандатом России, однако очень слабо освоенные из-за недостатка средств. Пожалуйста! — объявил государь — получайте планетоиды и живите там, кто как захочет; можете провозгласить независимость, Империя не возражает… В результате, Венера и Фебы достались «анархистам», Европа и Рея «националистам», сама Империя осталась за «традиционалистами», а «граждане мира» не получили ничего, но специально для них процедура перемены гражданства с российского на женевское была максимально упрощена.

Через несколько лет Россия стала самым устойчивым общественным организмом во всей Солнечной системе и обрела самых преданных союзников… Сомов бывал и на Европе, и на Венере, он отлично понимал: иначе и быть не может. Там имелись ценные, исключительно ценные и даже уникальные минералы. Венера с незапамятной древности обзавелась очень густой атмосферой, а на Европе полным-полно льда, некоторые даже полагают, что весь планетоид аж до самого ядра — один сплошной лед разнообразных сортов и оттенков; более того, и еврорусские, и венерорусские, разумеется, оборудовали синтезаторные комплексы для получения воды, воздуха, продуктов и прочая, и прочая… Само собой, в первую голову поселенцы построили энергетические станции — как же без них? — обогревать города Европы и охлаждать подземные общины Венеры…