Дмитрий Морозов - Пленники вечности

— А как с механикой? — поинтересовался ангмарец, не разделяющий энтузиазма эльфийки.

— Я политех не заканчивала, но внешне — один к одному.

— Тогда бери Кормака и дуй к итальяшкам. У них сегодня новое представление. Добейся, чтобы они тебя за кулисы пустили. Разбирайтесь в темпе, как там и что. Князь скоро отчета потребует.

Шон продолжал муштровать отряд, справедливо решив, что бивуачная жизнь склонит легионеров к пьянству и иным непотребствам.

Словно заразившись от чернокрылой дружины, Серебряный и сам устроил огненную потеху на ратном поле под Тирзеном. Вывел пять сотен стрельцов и устроил пальбу по конфискованным у немцев горшкам и штурм потешной крепостицы, спешно возведенной там, где была ставка рыцаря Фелькензама.

— Дурость заразительна, — заметила по этому поводу Дрель.

Басманов к вечеру следующего дня появился в лагере с ворохом новостей.

— Рыцари заперлись в крепостях, дороги совершенно свободны. Ертаул наш дошел до самых Ревельских предместий, спалил какие-то усадьбы, перехватил обоз с провиантом. Зато на юге неспокойно. Польские хоругви маршируют по всем дорогам, то и дело вторгаясь в Ливонию, и отходят назад при встрече с казачьими разъездами.

— Нарываются ляхи, — мрачно заметил Серебряный. — Хамят открыто. Надо их на место поставить, пока не поздно. Эх, был бы государь с полками, как под Казанью…

— Государя не обещаю, а Шереметьев уже близок. Спешит, но пушечный наряд замедляет движение. Жди его через седмицу, не раньше.

— Может, пойти на Ревель? После фелькензамова посрамления рыцари приуныли, авось слету возьмем.

— А если ляхи в тыл ударят?

— Дан…

Серебряный хищно ухмыльнулся, но, увидев смешинку в глазах Басманова, осекся.

— Ляхи не дураки, чтобы клюнуть на такую уловку. Ударят только тогда, когда соберутся с силами. А Ревель с налета не взять. Жди Шереметьева, следи за дорогами.

— Так совсем в тине погрязнем, — насупился Никита Романович. — Попрошу государя сменить меня. Я воевать умею, а сиднем напротив вражьих городов сидеть не обучен. Все же не Казань перед нами, не Ас-торокань — а какой-то Ревель. Гнилой орех — надави, сам расколется.

— Немцы пушками обзавелись, зелье огненное сушей подвезли. Да и гарнизон немаленький.

— А что у ляхов деется?

— Грызутся меж собой, по обыкновению. Шляхта то к Вишневецкому льнет, то к Радзивиллам, а то и к залетному Баторию. Литвины хотят свою державу, поляки — свою. Но и тем и другим подавай гавани на студеном море.

— Сейчас бы нагнать такую же силу, как в поход на татар собрали при молодом государе, да ударить разом на ляха и на немца. Ревель и Смоленск наши, и нет сильнее державы, чем Русь!

Серебряный размечтался вслух. Басманов развел руками:

— Ну, ты хват, Никита Романович. Спору нет, сильны рати наши, но воевать со всем светом…

— Отчего же со всем светом?

— Тут же битые недавно свены захотят обиды выместить, еще кто-нибудь вспомнит, что крестоносцы ливонские суть птенцы всей Европы…

— Все одно татар восточных больше было, злее они, а мы победили.

— Татары… ведь не только казанские да астороканские есть татары-то. Ногайские, что озоруют до самой Тулы, крымские. Если собрать полки да на Европу повести, ударят на Русь. С Европой да с Крымом нам точно не сдюжить.

— Путано все как-то у нас, смутно. Голова кругом идет.

Басманов сочувственно покивал, думая о своем.

— Закордонный балаган не убег часом? — наконец спросил он.

— Куда же они денутся? Тешат народ на площади, собирают злато.

— Скоро закончат они, отправятся на Москву, ко двору государевому. Ярослав об охране справлялся?

— Я дал людишек, хоть и не ведаю, зачем Иоанну Васильевичу эта латинская бесовня.

— Это не бесовня, Никита Романович, а театр, утеха для праздных толп и услада утонченного вкуса. Не можем мы позволить, чтобы у какого-то Радзивилла при дворе имелось такое, чего нет в Кремле. Я и свой балаган завожу, слыхал небось?

Серебряный чертыхнулся и торопливо окрестил рот.

— Скуратов жаловался, что увели у него мастера толкового.

— Он себе другого найдет пищали ломанные ладить. А этот пусть кукол хитрых мастерит. Появлялся ли купец Баженов?

— Тут он, в Тирзене. Как и пристало новгородцу, торгуется с немчурой, объегоривает помаленьку.

— У меня к нему дело есть. Пусть зайдет в шатер, как в лагере объявится.

…На следующий день появился Баженов.

— Надобна мне книжица басурманская, с виршами. Ариосто некоего писания.

— Надобна, княже, так будет. Чтобы новгородцы — и не нашли?

— Долго ли ждать?

— А совсем немного. Тут и без меня бы справились, коли с умом бы подошли. В Тирзене есть человечек генуэзский, у которого всякие латинские книжицы и свитки имеются. К обеду пришлю тебе Аиста.

— Ариосто, Илья Анисимович, а не Аиста.

— Пришлю обоих.

— И еще слово и дело есть к тебе, касаемо Генуи, Есть там артель балаганная. бродячих артистов содержащая. Надобно им отписать ладную грамоту. Дескать, русский князь Басманов заводит при себе театр тележный, да отправляет в Европу злато зарабатывать.

— Отступную уплатить цеху, — догадался хваткий Баженов. — Это дольше времени займет, но сладим.

— Сколько надо злата и серебра — проси.

— Пока без надобности мне. Но коли расходы велики окажутся — вспомнит торговый человек Баженов княжье слово.

— Как дела у тебя с Ганзой идут?

Баженов помялся.

— Плоховато.

— А что так?

— Все из-за витальеров некоего Карстена Роде. Громит он их караваны морские, словно белка орехи. Оттого нищают тамошние купцы, неохотно ведут навигацию в студеном море. Стали с туркой товарами обмениваться, да с гишпанцами. Унять бы датчанина, княже, ведь совсем Новгород зачахнет. Англия далеко, а Ганза близко.

— Новгород не зачахнет, не тот город и не тот люд там обитает, чтобы чахнуть. — сурово произнес Басманов. — А если уймется, как ты советуешь, Карстен Роде, то завтра же Орден вновь воспрянет.

Баженов покорно кивнул головой. С опричниками не поспоришь о коммерции. Воевода улыбнулся:

— Да тебе-то что кручиниться, Илья Анисимович? Небось прознал уже, что северная навигация с аглицкой стороной скоро сладится? Так ты в накладе не останешься.

— Слыхал я кое-что, — осторожно поддакнул Баженов. — Про Вологду и все прочее. Но то — дело далекое, а Ганза…

— А Ганза кормит Орден и иных наших злейших врагов. Так что быть ей битой на студеном море, пока не отречется от магистра да от свенов.

— Этого никак не может случиться.

— Значит, никак не может случиться, и чтобы унялся Карстен Роде!

С чем Баженов и удалился, тяжело вздыхая и качая головой. Ему ли было не знать, что доселе лояльно относившиеся с Иоанну Грозному торговые круги Великого Новгорода постепенно склоняются к скрытой измене. Во все времена предпочитая торговлю войне, купцы видели в экспансии на запад угрозу своим привилегиям служить для России единственным окном к франкам и англичанам, гишпанцам да генуэзцам.