Александр Прозоров - Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного

Однако здесь, в степи, особого веселья не наблюдалось. Белый серебристый простор, во все стороны до самого горизонта. Изредка вдалеке проглядывали темные пятна рощиц, да и те стояли заиндевелые, словно в плотно облегающем белом трико. Ветер дул в лицо, куда ни поворачивай, небо затягивала полупрозрачная белесая пелена, покалывая кожу ледяной крупкой. Везде только белизна, холод, ветродуй.

Отряд шел на рысях, протаптывая извилистую дорожку от взгорка к взгорку: на возвышении снежный наст не доходил и до колена, тогда как в низинках мог накопиться и по пояс. Двести всадников с рогатинами у стремени, со щитами на крупах коней, с меховыми налатниками на плечах, с подбитыми мехом или ватой шароварами тянулись зловеще шелестящей железом змеей, прислушивающейся и приглядывающейся к происходящему вокруг полудесятком дозоров, разосланных в стороны и вперед. Но пока она не встречала ничего: ни кочевий, ни копающих в поисках травы снег стад и табунов, ни ногайских разъездов, ни даже следов на белом вселенском пуху.

Андрей, глянув на небо, поднес к глазам левую руку и сам же рассмеялся случайному жесту из далекого прошлого.

— Ты чего, боярин? — поинтересовался Трифон.

— Да вот, думаю: не пора ли на ночлег становиться? Стемнеет, кажется, скоро.

— Токмо тут не нужно, — забеспокоился холоп. — Давай до рощи дойдем, вон она видна. Костер разведем, согреемся маленько, солонину обжарим.

— Давай, — пожал плечами Матях. Ничего против того, чтобы сделать ночлег немного комфортнее, он не имел. — Дуйте-ка с Ефремом вперед, посмотрите, что там и как.

— Сделаем, боярин, — пришпорил коня Трифон.

Андрей приподнялся на стременах, огляделся и чуть потянул правый повод, поворачивая следом. Снова покосился в сторону садящегося солнца. Пожалуй, еще с полчасика до сумерек есть.

Ветер, покрутившись вокруг, попытался забраться под налатник — но ничего не добился. Не те времена, когда бойца в шинельку одевают али ватник от щедрот своих выделяют. Одних мехов на любом боярине столько — танк купить можно. Даже на нищем, по здешним меркам, «боярском сыне Беспамятном», которого Умильный снарядил только-только, чтобы в поход вывести, одних лис штук пять, да налатник с горностаевой опушкой, да две куницы на рукавицы пошли, и еще чьи-то бархатистые шкурки внутри штанов. Так ведь Матяха голого в степи подобрали. А у помещиков потомственных и вошвы с самоцветами, и колье золотые, перстни, кресты… А цепи такие — любая братва от зависти повесится. Так что мерзнуть никто из них не станет, не привычны они к мелочной экономии…

Андрей снова привстал на стременах: слева появилось и быстро росло темное пятнышко. Десяток минут — и оно разделилось на россыпь точек, каждая из которых быстро превратилась в полноценного всадника.

— Никак, дозор вертается? — Матях оглянулся: это подъехал ближе скандалист Уваров. — Вроде целы все. Оружие при себе, чужого ничего не появилось. Стало быть, в сечу не попадали.

Андрей пожал плечами, предпочитая немного выждать и получить более ясный ответ.

— Воевода, следы! — осадил коня незнакомый витязь. — Снег весь изрыт, навоз конский. Видать, табун недавно пасли.

— Понятно… — И Матях снова оглянулся на солнце.

Нет, сегодня они уже ничего не успеют. По незнакомой местности в темноте шастать, да еще без приборов ночного видения — это только лишние приключения себе на одно место искать. Нужно ждать утра.

— К лесу поедем, — вслух сообщил Андрей. — Переночуем, а там посмотрим. Однако придется обойтись без костров. Чтобы огни никто не заметил.

— Помилуй, боярин, — вмешался помещик Уваров. — Зачем? Уж коли кто так близко окажется, что огонь разглядит, так он и коней наших увидит. Полтыщи голов не штука. Это днем костра нужно бояться, когда дым в небо высоко уходит. Вот его действительно далеко видать.

— Ладно, посмотрим. А сейчас: добираемся до рощи, отдых до утра. Дозоры сменить, в лагере караульных выставить. Впрочем, потом проверю…

Вопреки опасениям Матяха, привыкшего ожидать визиты «чехов» в самое безопасное время и в самых защищенных местах, ночлег прошел спокойно. Поутру ратники наскоро позавтракали холодной солониной, поднялись в седла и, пустив вперед два крупных дозора, помчались сперва к обнаруженному накануне пастбищу, а затем и дальше, в поисках табуна. Примерно через два часа скачки находящийся на пределе видимости левый разъезд начал заметно уходить в сторону. Андрей повел отряд вслед за ним и вскоре сам увидел среди белой, как кусковой сахар, степи обширное темное пятно: вытоптанный до земли снег, широкий каменный колодец, пятна кострищ, пять больших татарских юрт. Вот только ни единого человека там почему-то не наблюдалось.

Двадцать ратников, что Матях выделил в дозор, въехали на пустующую стоянку, спешились, побежали по юртам и, когда боярский сын во главе отряда остановился у колодца, уже вышли навстречу с докладом:

— Нет никого, воевода. Двух полонян нашли, да старик в одной палатке.

— Вот как? — спустился с седла Андрей. — А мертвых нет никого? Может, случилось что?

— Спокойно все выглядит, боярин.

— Где старик?

Ногаец в старом засаленном халате и потертой ушанке сидел на корточках перед холодным очагом, над которым висел закопченный медный котелок, и что-то напевал, покачиваясь вперед-назад.

— Здравствуй, отец, — кивнул ему Матях, переходя на язык, который далекие потомки назовут «тюркским». — Здоровья тебе и долгой жизни.

Услышав добрые слова, старик перестал раскачиваться и повернул морщинистое лицо к гостю, уставившись на него подёрнутыми бледной пленкой глазами.

— Сбежали все, отец? — кивнул ему Андрей.

— Увидели, чужаков много. Ускакали.

— А тебя что же бросили?

— Стар я уже. Чего бояться? От чего бежать? Умру, так умру. А нет, так и тоже хорошо.

— Что же вы, старик, русских невольников на свободу не отпустили?

— Отпустили мы всех, сынок. Как Дербыш-Алей повелел, так и отпустили, разора ждать не стали.

— А как же мои воины у тебя на стойбище двух полонян нашли?

— Двух? — как бы прислушиваясь, склонил набок голову ногаец. — Так то жена сына моего Асима. И отец ее.

— Откуда у твоего сына русская жена?

— Как всех отпустили, многие ушли. А она осталась. Асим ее перед Аллахом женой назвал.

— Сам-то сын где?

— В степи, — пожал плечами старик. — Коней пасет.

Матях развернулся, выглянул наружу:

— Невольников сюда! — А когда смерда лет сорока в простецкой рубахе и шароварах и девицу в длинном махровом халате, со спрятанными под платок волосами, втолкнули внутрь, спросил: — Это кто?

— Свекр мой, Канат Рамазанов. — Девушка подбежала к старику, опустилась рядом с ним на колени и быстро заговорила по-татарски: — Это русские ратники, это не разбойники. Они нам ничего не сделают.