Александр Прозоров - Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного

Боярин Умильный всем плечом ощутил тяжелый рывок, мгновенно понял, что рогатина засела слишком прочно, и тут же бросил ее — в сече каждое мгновение на счету. Он качнулся на левую сторону, вытягивая руку со щитом, принял на него предназначенный коню удар, одновременно выхватывая свою саблю, рубанул, качнувшись вправо, еще одного храброго вотяка. Тот смог отвести булатный клинок, попытался ударить боярина по ноге — но идущий справа мерин Трифона грудью сбил его с ног, и в следующий миг копыто опустилось станичнику на грудь. Илья Федотович опять повернулся влево, встретил щитом грузило кистеня и кольнул из-под деревянного, обитого сафьяном, диска противника в плечо, сверху вниз. Острие сабли вошло аккурат между воротом халата и железной пластиной науша, ноги вотяка мгновенно подогнулись. И снова боярин повернулся на правую сторону, от всей души, с отгягом рубанув поперек спины грабителя, вскинувшего щит против Трифона, покосился влево — с той стороны опасности пока нет, скрестил клинки еще с одним врагом. Тот, узкоглазый и оскаливший желтые зубы, пытался пронзить кривым клинком грудь коня, но боярин успел подбить его саблю снизу вверх, а потом обратным движением со всей силы рубанул по ребрам под мышкой. В воду потекла кровь. Вотяк прижал руку с саблей к раненому боку, попятился, упал на спину, поплыл…

На протяжении всей скоротечной сечи кони русского отряда продолжали, постепенно теряя разбег, двигаться вперед и теперь уже оказались по брюхо в воде. Река давила, сносила, замедляла движение загнанных едва ли не на самую стремнину вотяков, и те уже не помышляли о сопротивлении, пытаясь кто перебраться на противоположный берег, кто убежать вниз по течению.

«Примерно сотню первым ударом стоптали, — мысленно прикинул Илья Федотович, — еще столько же порубили. Остальные по одному разбежались, от них покамест опасности можно не ждать».

— Назад, на берег! — крикнул он соратникам, многие из которых излишне увлеклись преследованием и избиением побежденных. — К бою! Ур-ра-а! Ур-ра-а!

Древний боевой клич привлек внимание ратников, они стали поворачивать лошадей, возвращаться к брошенным после первого удара рогатинам, собираться на открытой поляне между сосняком и окровавленным берегом, с которого неслись жалобные стоны.

Нанизанный на копье первым вотяк уже не дышал, продолжая, однако, крепко сжимать побелевшими пальцами рогатину возле наконечника. Илья Федотович остановил коня рядом, наклонился, ухватился за ратовище и резко выпрямился, освобождая оружие. Мертвец выгнулся дугой, неожиданно широко раскрыл глаза и сделал хриплый вздох — но жизнь все равно не вернулась в истерзанное тело, и мгновение спустя оно сползло с рогатины, бессильно раскинув руки в стороны. Боярин Умильный дернул правой рукой, попытавшись перекреститься, но та оказалась занята, и он просто отвернулся, подъезжая к своей небольшой рати.

Отсюда ратники видели почти весь обоз, вытянувшийся вдоль дороги: десятки и десятки телег, привязанные к ним по сторонам смерды в длинных белых рубахах, женщины. Молодых девок и детей — товар недешевый — вотяки посадили на повозки чтобы не исхудали, ноги не стоптали, не ободрались, спотыкаясь на кочках или о камни.

Впрочем, скарба у станичников тоже хватало. Грудами возвышались перевязанные веревками сундуки, узлы с тряпьем, поблескивали округлыми боками самовары, торчали края медных и латунных блюд, ножки кубков. Видать, на совесть потрудились гости незваные. Не только смердов растрясти смогли, но и купцов, мастеровых зажиточных. А то и усадьбу чью-то разорили.

Вотяки скакали вдоль обоза с копьями наперевес, собираясь перед первой телегой, всего в паре десятков саженей от боярина Умильного, конь которого переступал во главе кованой рати. Воины русские и вотякские смотрели друг на друга в упор, глаза в глаза, с неутолимой злостью и яростью. Одни видели перед собой грабителей и насильников, разоривших их дома. Другие — татей, желающих лишить их законной добычи. И всем было ясно, что в этот раз с поля боя не побежит никто. Потому что каждому из сжимающих оружие людей было что защищать.

Вотяки не атаковали, ожидая, пока все воины не соберутся в один кулак. Илья Федотович тоже не торопился, выгадывая лишние мгновения отдыха для только что вышедших из сечи соратников. Метать стрелы на таком расстоянии враги не могли. Чтобы взяться за лук, копья к стремени поставить надо, щит за спину закинуть или к седлу прицепить. А схватиться за них в двух десятках саженей от врага, коли ударить решится, снова не успеешь. Порубят в момент, луком от сабли не отмахнешься.

Между тем станичники перестраивались. Вперед выдвигались те, кто имел хороший кованый доспех — панцирную кольчугу, куяк, байдану или хотя бы невесть как попавшую в приуральские земли кирасу. Те, чьего богатства хватало только на тегиляй — стеганый халат или кожаную куртку с нашитыми на нее кусками старой кольчуги, перемещались назад, чтобы вступить в бой, когда плотный строй врага будет расколот и сеча рассыплется на отдельные стычки. Числом станичники уже не прибавлялись, и стало ясно, что кованой рати противостоит не более двух сотен всадников. Правда, стоящих в общем строю и готовых к битве.

Витязи тоже сбивались в единое целое. Справа к Илье Федотовичу прижался Трифон, серые глаза которого азартно блестели, слева притиснулся тяжело дышащий Касьян.

— С нами Бог, братья! — опустил рогатину Умильный. — Не пощадим живота своего, не посрамим земли русской! Ур-ра-а-а!

Он дал шпоры — со стороны вотяков также послышались гортанные выкрики, опустился частокол копий, тревожно заржали и начали разгоняться кони. Десять саженей, пять, две…

Зеленоглазый вотяк с длинными вислыми усами, в добротной кольчуге и мисюрке с длинной бармицей метился боярину Умильному в грудь, умело закрываясь щитом, а потому, налетая на него, Илья Федотович просто подбил рогатиной вражеское копье вверх и, проносясь справа, резко толкнул вперед щит, нанося удар окантовкой по беззащитной руке чуть ниже плеча. Станичник взвыл от боли и от предчувствия смерти. Его сердце еще билось, глаза видели, ноги сжимали бока верного скакуна, но он все равно был уже мертв — потому что выжить в гуще битвы со сломанной рукой не способен никто.

Рогатина оставалась у боярина в руках, и он наклонился вперед, толкнул ее, вытянув руку на всю длину, и дотянулся-таки на три сажени до темного стеганого халата другого врага, невидимого из-за конской головы. Тот нападения еще не ожидал, а потому острие беспрепятственно пробило плотную ткань и выскочило обратно, окрашенное свежей кровью. Копейный наконечник промелькнул слева — Умильный вскинул щит, отбивая его в сторону, повторно выбросил вперед рогатину, вогнав ее в темную шею вотякского коня. Тот завалился, вырывая оружие из рук, боярин выхватил саблю и торопливо рубанул спрыгивающего с седла станичника, пока тот был не способен отбиваться. Удар пришелся по руке у самой кирасы и снес ее напрочь. На освободившееся место, отталкивая раненого соратника в сторону, вырвался новый противник — гладко бритый, с черными как ночь глазами, в дорогой байдане с наведенными серебром пластинами, в мисюрке с золотым узором по краю, с бармицей мельчайшего плетения. Такой дорогой доспех в поле не добывают — его любовно выбирают у хорошего мастера, платят весомым серебром или сороками драгоценных мехов, берегут под надежными замками. А значит, вотяк Илье Федотовичу достался в противники знатный, не чета обычным грабителям.