Себастьян Робинсон - Наследник императора 2

– Это скульптура, подарок от покойного предателя Корбулона.

Аппий Кезон поднялся из-за стола и подошёл к ноше. Император немного смутился. Он подбежал к сенатору и постарался отвлечь его внимание от подарка, он не хотел, чтобы кто-то смотрел на его любимую скульптуру, которую он итак спрятал от лишних глаз. Аппий убрал ткань со скульптуры и ахнул от изумления. Император прикрыл лицо рукой и покраснел.

– Это же Аристон, – сказал сенатор и улыбнулся.

– Нет, ты ошибаешься, – буркнул император и забрал ткань из рук Аппия. – Это Дионис.

– Не, не, я точно уверен, что это тот славный молодой человек, с которым я сегодня имел честь сидеть рядом.

Аппий попытался выхватить ткань у императора, который пытался прикрыть скульптуру и рассмеялся. Император отпустил полотно и обиженно отвернулся, скрестив руки на груди. Увидев это, сенатор волей-неволей прикрыл тканью скульптуру и подошёл к императору.

– Он для тебя больше, чем друг, – предположил Аппий.

Император вздохнул и вернулся к ужину. Аппий сел рядом и ждал душевного разговора.

– Ты можешь довериться мне, Эмилий, – проговорил Аппий.

Он обратился к нему, как к своему другу. Эмилием мог называть его только один человек – Аристон. Даже собственная мать обращалась к нему, как к правителю, а не как к сыну.

Эмилий приказал всем уйти и остался наедине с новым другом. Он налил себе полный рог вина и быстро осушив его, вытер усы тыльной стороной руки.

– Я знаю тебя всего один день, но мне кажется, что знаю тебя всю мою жизнь, – начал говорить Эмилий, слегка заплетающимся языком. – Аристон и вправду для меня много значит. Но я…

– Что? – Спросил Аппий, смотря Эмилию в глаза.

– Я солгал ему. Обманул. Сделал всё в угоду себе. Я – эгоист! Это я должен был умереть тогда, а не Кисса. Эта женщина по-настоящему проявила скорбь, а я в то время гулял с утра до ночи и пил вино до потери сознания. Я – не мужчина. Я – не император. Я – никто. Я не заслуживаю его дружбы, его любви ко мне, его сострадания. Я трус, раз даже не могу признаться ему во всём. Мне страшно. Я подкупил всех, кто знает правду, сослал Остория – хотя он был прекрасным государственным секретарём. Я – чудовище!

Эмилий закрыл лицо руками и заплакал. Император думал, что Аппий сейчас уйдёт от него, ибо то, что он только что сказал – было весьма недостойно. Но вместо этого, Аппий неожиданно пододвинулся ближе и приобнял императора. Эмилий убрал с лица руки и с удивлением посмотрел на сенатора.

– Не кори себя, – проговорил тихо Аппий. – Всем нам когда-нибудь приходиться лгать. Ты солгал не в угоду себе, ты солгал, чтобы защитить своего друга. Это благородно с твоей стороны. Ты должен отпустить прошлое и жить сегодняшним днём. Если ты будешь всё время думать об этом и упрекать себя, то ты заболеешь и умрёшь. Это будет снедать тебя изнутри, в первую очередь пострадает твоя душа.

Эмилий перестал плакать и смачно высморкался в собственную тогу.

– Наверное, ты прав. Спасибо тебе, Аппий. Мне стало намного легче. – Император выпил ещё немного вина и задумался. – А где Аристон? Я совершенно забыл о нём! В последний раз я его видел, когда он зарубил того несчастного на площади.

– Это было опрометчиво с его стороны, – прокомментировал Аппий. – Разве можно так просто распоряжаться чужой жизнью? Быть может, тот человек был душевнобольным и не ведал, что говорит. А твой «сын» просто взял и показал своё превосходство и власть над ним. Он стал слишком высокомерным и горделивым. Гордыня – есть порок. Ты совершенно его избаловал, мой друг.

– Он изменился, – продолжил Эмилий. – Он стал холодным и грубым солдафоном! Всё из-за этой войны. Зачем он вообще пошёл в поход? Чтобы показать, что у него железные яйца? – Эмилий перестал жалеть наследника и его сострадание перешло в отвращение и злобу. – Я заботился о нём, велел ждать в лагере, а он обманул всех и притворился легионером. Это так неразумно. И что в итоге? Он попал в плен, заставив меня мнить его погибшим и страдать. Это он эгоист – а не я, верно я говорю?

– Абсолютно с тобой согласен, август, – ответил Аппий и отпил немного вина. – А во время покушения на вас, сегодня, я видел, как он сбежал.

– Что?! – Изумился император и чуть не упал с ложа. Он был изрядно пьян.

– Говорю только то, что видел, – сказал Аппий. – Когда лучник стрелял в вас, Аристон, если позволишь его так называть, тут же развернул свою лошадь и ускакал. Причём был он не один. Центурион также последовал за ним. Офицер ставит жизнь наследника выше, чем твою. Он радел лишь о его защите, а тебя, август, просто бросил на произвол судьбы с кучкой преторианцев. Хорошо, что я тогда проходил мимо и заметил вас. Возможно, если бы не я, ты бы сейчас был мёртв.

Эмилий наигранно всплакнул и шмыгнул.

– Квинт – мой лучший друг и променял меня на этого эллина. Все меня предают, даже Аристон.

– Быть может, весь преторианский корпус уже давно присягнул Аристону, и все только ждут вашей кончины, чтобы объявить нового императора.

– Да не-е-ет, Аристону это не нужно. Он не такой, я точно знаю!

– Любому человеку вскружит голову власть. Никто не может перед ней устоять. Поэтому, будь осторожнее, август. Никому не доверяй.

Весь день примипил-центурион Квинтилий дежурил подле преторианского лазарета, молясь всем богам Олимпа. Он чувствовал свою вину перед Аристоном, ибо на нём лежит ответственность за жизнь императорской семьи. Ему нужно было быть внимательнее. То, что стреляли в Аристона отравленной стрелой ясно говорило о покушении – желание убить именно наследника престола. Кто-то следил за ними и знал, что цезарь был в эскорте императора, маскируясь под телохранителя. Это говорило лишь об одном – заговор. Но кто желал смерти Аристону? Адриан сейчас далеко от Рима – император сослал его на Корсику, в то время как Урсула жила во дворце на Капри. Главные заговорщики были разъединены и никак не могли контактировать. Тогда кто за эти стоит? Центурион хотел разобраться во всём лично.

По наступлении темноты, Квинт стоял, облокотившись на каменную стену лазарета и смотрел на звёздное небо. Сверчки тихонько щебетали в кустах, а преторианцы смеялись, рассказывая друг другу истории за ужином подле костра. Тут на улицу вышел старый врач преторианского корпуса, который лечил Аристона. Его звали – Филипп и он был родом из Греции. Можно сказать, соотечественник наследника престола. Услышав приход лекаря, Квинт повернулся к нему лицом, требуя новостей.

– Он проснулся, – ответил Филипп, улыбаясь. – Мне даже удалось с ним немного поговорить, первые его слова звучали на греческом. Как приятно снова услышать родной язык.

Квинт не стал предаваться ностальгии вместе с врачом, а тут же направился к Аристону.