Николай Атаманов - Дневник

8 :30. Пора вставать. Мне некуда спешить, однако я хочу создавать иллюзию, что это не так. Глаза едва открываются, но нужно держаться, если сдамся – встану только к полудню. Достаю книгу из рюкзака на полу. Учебник нейрофизиологии, написанный какими-то умными людьми. Я все равно ничего не запомню с утра. Сейчас главное – размять мозг, заставить его концентрироваться на информации.

Встаю и направляюсь в ванную. В зеркале появляется силуэт небритого мужчины. Я уже давно похож на заросшего бомжа. Решил не сбривать бороду пока не встречу хотя бы одного живого человека.

Позавтракаю, пожалуй сахарными хлопьями с… обычной родниковой водой. Всегда приятно найти что-то, что почти не имеет срока годности. Главное, не пить оттуда, где раньше были заводы и другая промышленность.

Отправившись на пробежку, я случайно добрался до школы. Мне захотелось оживить это место, сделать вновь храмом знаний. Я зашел в кабинет, разложил учебники на парты, расписал на доске задачи. Затем, через сорок пять минут раздался звук. Ручка стучит по металлической линейке. Это звонок на обед. Время занять место в столовой. Вытащил из рюкзака «Доширак», разжевал его. Ударил вилкой об стакан – это звонок на физ-ру. Конечно, после еды не стоит заниматься какой —либо физической активностью, но я же не стану нарушать расписание, которое сам же и создал. Трудно быть одновременно учеником, учителем и директором школы.

Я играю в баскетбол один. Метаюсь от кольца к кольцу, представляя, что обхожу игроков. Даю пасы стене, она передают мяч мне в ту же секунду. Вымышленный противник обескуражен, я несусь к следующей зоне. Бегу и комментирую игру. Я одновременно диктор, игрок, судья, болельщик. Прыгаю и попадаю в кольцо. Игра закончена.

Да, чтобы вы понимали, мне одиноко. На обратном пути я швырнул мяч в окно. Стекло разлетелось с характерно резким звуком. Это был звонок на литературу.

Я читаю сам себе. Толстой рассказывает мне о Болконском. Болконский о дубе. Дуб о том, что жизнь еще не кончена. И во всем этом нужно найти скрытый смысл, тайну в строках. Я ненавижу выкладывать что-то на бумаге. Во мне притаился нерадивый писатель – лентяй. Когда я пишу, он визжит о том, что все плохо. Когда я не пишу, он вопит еще громче и яростней. Поэтому изложить на бумаге, порой, сущая мука. Но я справился. Сдаю работу. Сажусь на место учителя, протираю очки. Проверяю. Четыре с минусом, плохо раскрыл скрытый смысл – смысл между строк, ведь дуб не просто говорит, что жизнь кончена. Древо позже скажет, что она продолжается. Весна пришла, и пришла не только в мир, но и в душу Болконского. Насколько же литература безгранична и мобильна.

Нужно переночевать. Почему бы не поспать в гардеробе, когда ты гражданин мира. Солнце уже потухло, но мысли никуда так и не делись. Они кружат у меня в голове, все серые и пустые, их много. Снова напала бессонница. Вокруг мерещатся призрачные шорохи, однако в мертвом мире создавать их по прежнему некому. Или… Нет, все же здесь никого кроме меня нет и быть не может.

Пустая дорога. По бокам пустые и безлюдные дома. Они провожают меня томными взглядами. Кеды постукивают по асфальту, мне приятен этот звук. Именно в тишине начинаешь замечать вещи, которых раньше будто и не было вовсе. Ветер покачнул дерево, листья зашумели, маленькая веточка упала на траву. Шелест. Я затягиваю дым, сигарета тлеет. Слышу еле ощутимый треск, с которым сгорает табак и бумага. Вы это замечали? Неверное нет. Я и сам давно не уделял всему этому внимания. Теперь же я все слышу, и эти звуки, въедаются в меня, как дым в кофту. Раньше – люди вокруг были отчасти тобой. Теперь, когда рядом никого, ты – это лишь звуки и мысли.

Я сел под яблоню, словно Ньютон, и начал медитировать, подобно Сиддхартхе. Вот так два совсем разных человека могут стать одним. Где-то в небе пролетело какое-то насекомое. Я не смог его разглядеть.

Когда мир меняется – меняешься и ты. Ты становишься другим, либо умираешь. Как давно я следил за своим дыханием? Когда в последний раз я делал глубокий вдох, задерживал воздух в груди, помогая сердцу биться ровнее и спокойнее? Никогда. Раньше, я просто пил, убивая любую когерентность. Теперь, когда все вокруг убито – я стал создавать. Создавать себя. Выдох. В моих ушах играет музыка. Спокойная. Тихая. Это песня жизни. Песня, которую не услышишь в наушниках. Медитация есть «раздумывание», это с английского. Как ни гони мысли прочь, они возвращаются. Иногда даже становится страшно, что ты что-то не поймешь, не обрабатываешь. И у тебя всегда есть выбор: оставить их или отбросить, осознав то, чего на словах никогда не передашь. Некоторые вещи становятся приторными, когда их объясняешь.

Удивительно: вокруг ни души. Никого, с кем бы можно было поговорить и обсудить свои мысли. Но я думаю на русском языке. Русский, английский, немецкий, французский, китайский и другие языки… Это всё средства взаимодействия с разными людьми, из разных точек мира. А что теперь, когда больше никого нет. Только я и язык. Язык для общения с собой. Будет ли он через двадцать, тридцать лет? Если и будет, то чем он станет? А когда я умру, он тоже будет или исчезнет? Может быть, я стану всегда думать без слов, они не так сильно нужны как раньше. А может, я и вовсе не буду думать.

Каждый день я стараюсь найти то, что можно уничтожить. Сломать. Разорвать в клочья. А вместо этого оставить что-то новое, подобно нашей жизни, которая разрушилась, а из руин её возникло что-то другое. Вывеска на стене гласит: «Ток-Шоу по субботам с 9 до 10». Она врёт. Я взял маркер. Зачеркнул более не нужные слова, заменив их на более подходящие. Теперь вывеска приглашает нас на «Сайлент-Шоу с 18.03.20 и навсегда». Нарисовал ещё символ бесконечности “∞». Мне показалось это забавным. Вдруг кто-нибудь и увидит и посмеется так же, как и я. Хотя навряд ли…

Позже, в баре, я разлил весь алкоголь, который остался на прилавках. Было принципиально разбить каждую бутылку. В середине на полу поставил свечу из IKEA, зажег ее. Вышел и снова сел под дерево, словно Ньютон или Сидхартха. Первый смотрел на яблоко и думал о том, как устроен мир. Второй медитировал, наблюдая за тем, как он функционирует. Я же смотрю на огонь, размышляя над тем, как этот мир умер.

Возродиться ли он, словно птица феникс…?

Пять часов утра. Солнце только начало всходить. Оно медленно поднимается над горизонтом, сначала лишь слегка, затем все сильнее освещая улицы. Стены домов приобретают желтый оттенок. Я всё это время смотрю на яркий диск, словно поднимаю его, как Гелиос – бог с золотыми волосами и с короной из ослепительных лучей. Греки верили, что он озарял землю лучами, даровавшими ей тепло жизни, а с наступлением ночи он уходил за горизонт, в воды Океана. Там его ждала золотая ладья, на которой он возвращался в свой дворец, чтобы наутро вновь отправиться в небо. Гелиос все знал. Он был всевидящим оком самого Зевса-Олимпийца, подобно быстроходному Гермесу, его любили боги и люди, животные и растения. Мифы древних греков, эту книгу я нашел в школьной библиотеке. Надеюсь, Солнце радуется, что ему есть еще ради кого вставать. Мне же от этого факта не особо весело.