Сергей Шхиян - Волчья сыть

— На что пошел? — переспросил Тимофей.

— Возвысился, — поправился я. — Стал Новгородским митрополитом. Вот тогда он и начал менять порядки в церковном уставе: начал проповедовать, поменял в церквях порядок пения, ввел вместо хомового или «раздельнонаречного» пения, уродливо растягивавшего слова, ладное. Царю эти новшества понравились и, когда умер старый патриарх, он попросил Никона принять этот сан. Тот долго ломался и согласился только тогда, когда Алексей Михайлович, окруженный боярами и народом, в Успенском соборе поклонился ему в ноги и со слезами умолял. В конце концов, Никон согласился стать патриархом, при условии, что все будут почитать его как архипастыря и отца верховнейшего и дадут ему устроить церковь по своему усмотрению. Царь, а за ним власти духовные и бояре, поклялись в этом. Даже говорили, что царь письменно обещал Никону не вмешиваться ни в какие духовные дела и считать решения патриарха не подлежащими обжалованию.

Получив такую власть, патриарх начал ломать старые устои и переделывать на греческий лад священное писание. Для царской власти это было хорошо, а вот малым священникам новые порядки не понравились, и началась общая свара и раскол.

— А крестьянам как? — поинтересовался кузнец, задумчиво почесывая затылок. — Крестьяне от этого что-нибудь выиграли?

— Крестьяне, думаю, остались при своих интересах. Их такие драки не касаются. Другое дело, что часть священников, не подчинившихся Никону, увела свою паству в скиты и за Волгу. Отсюда и появились все эти, — я кивнул в сторону, откуда мы недавно пришли, — тайные деревни.

— Понятно, — произнес Тимофей. Помолчав, поинтересовался: — А с самим Никоном что сталось?

— Через несколько лет сослали в дальний монастырь.

— А царь?

— Тот, по-моему, сам не знал, что с таким патриархом делать. То просил у него благословления и писал покаянные письма, то отсылал еще дальше от Москвы.

— Вот оно как, значит! — подытожил кузнец. — Высоко вознесешься, далеко падать придется! Нет, я лучше буду подковы ковать и детей растить. Не нужна мне ни царская любовь, ни царская опала.

— Это твое право, — невольно засмеялся я, представляя, как никому не известный крепостной крестьянин отказывается от эфемерной мирской славы, которую ему никто и не предлагает. — Не хочешь быть патриархом — как хочешь.

— Так и помер этот Никон в презрении? — поинтересовался Иван.

— Да, совсем немного не дожил до прощения. Сразу после смерти Алексея его старший сын царь Федор послал за ним, да было уже поздно.

— Знать, судьба у него такая, — глубокомысленно подытожил мой рассказ Тимофей. — Однако, пора и трогаться.

Действительно, за разговорами мы успели и пообедать, и немного отдохнуть. Нужно было возвращаться, чтобы успеть попасть в Завидово засветло.

Я как «барин» предоставил товарищам собирать остатки еды в сумки и готовиться в обратный путь, а сам ненадолго отошел в ближайшие кусты. Быстро решив свои мелкие проблемы, повернул назад, как вдруг заметил высунувшуюся из кустов чью-то невообразимую рожу. Существо было явно мужеского пола, заросшее бородой до самых глаз, в островерхой кожаной шапке.

Мы в упор уставились друг на друга. При подробном рассмотрении оказалось, что лицо у моего визави совсем молодое, глаза голубые, но пышная русая борода и лежащие на плечах космы волос делали его похожим на библейского патриарха.

— Ты кто таков? — от неожиданности почему-то срывающимся голосом воскликнул я, не понимая, как раньше не заметил это волосатое чудо всего в двух шагах от места своего интимного уединения.

Парень ничего не ответил и бросился бежать, с шумом ломая кусты. Я, не ожидая новых неожиданных явлений, рванул в другую сторону.

— Что случилось? — в один голос воскликнули мои спутники, когда я выскочил на место бивака.

— Там какой-то человек! — ответил я, хватая свое лежащее на земле оружие.

— Что за человек?

— Не знаю, наверное, из деревни. Заросший.

Иван, не раздумывая, поднял ружье и проверил заряд. Потом подкинул в руке свою алебарду.

— Видать, выследили, — тревожно произнес он, цепким взглядом осматриваясь вокруг. — Нехорошо это. И что там был за соглядатай?

— Молодой парень, весь заросший волосами. Скорее всего, действительно из раскольников. Я к нему обратился, но он убежал.

— Пошли отсюда поскорее, может быть, успеем убраться, пока другие не набежали.

— Не успеем, — сердито сказал Тимофей, глядя мне за спину.

Я обернулся. Со стороны буерака в нашу сторону шли бородатые люди, одетые, несмотря на жару, в кожаные одежды. Мы остались на месте, ожидая, когда они приблизятся. Выглядели гости, мягко говоря, диковато. Все с огромными гривами волос, только сверху прикрытыми островерхими шапками, такими же, как у парня в кустах, с эпически заросшими лицами.

— Кажется, мы крупно попали, — негромко произнес Иван, нахватавшийся у меня сленговых словечек, несообразных в этом времени.

Раскольники, как я их классифицировал про себя, был все вооружены палицами, топорами и луками. Выражений лиц за густой растительностью рассмотреть с такого расстояния было невозможно. Было их двенадцать человек, все крупные, широкоплечие, выше обычного в эту эпоху роста. Шли они, не торопясь, никак не демонстрируя угрозы.

Наконец, подошли вплотную. Пожилой мужик с сивой бородой и почти полностью седыми волосами низко, в пояс, поклонился первым, вслед склонились остальные. Мы, соответственно, ответили такими же поясными поклонами.

— Слава Иисусу Христу, — сказал, выпрямляясь, сивобородый и быстро перекрестился двумя перстами.

— Слава Иисусу, — откликнулись мы, крестясь троеперстием.

— Кто есьм будете, добры человеки, и почто посетили наши Палестины? — спросил главный, непривычно для слуха произнося слова.

— Были на охоте, да немного заблудились, — за всех ответил Иван.

— Какая же охота по сию пору, энто не по уставу. Зверь детенышей ростит, — с ударением на первом слоге то ли спросил, то ли утвердительно заметил главарь.

— Мы не на доброго зверя охотой пошли, на волка-людоеда, — уточнил Иван.

— Издалека сами будете? — проигнорировав слова солдата, опять спросил сивобородый.

— Из села Завидово, это верст двадцать отсюда.

— Далеко, однако, забрели. В здешние места просто так никто не ходит, это наша заповедная вотчина.

— Простите, коли земли нарушили, — живо откликнулся Иван, взяв на себя всю инициативу в переговорах. — У нас до вас нужды нет, погостевали, да пойдем своей дорогой.

— Коли пришли, так знать, наши гости. Мы пришлым человекам всегда рады. Наш Святой Отец вас в гости кличет.

Мы мельком переглянулись с Иваном, и я неопределенно пожал плечами.